Белая гвардия. «Значение эпизода «Удивительное происшествие» в романе «Белая гвардия

Смысл названия. Белая гвардия или белое движение – это со­бирательное название военных формирований, боровшихся во время Гражданской войны в России 1917-1922 г. против советской власти. Основу белого движения составляли офицеры российской армии. В числе руководителей движения были М. В. Алексеев, П. Н. Врангель, А. В. Деникин, А. В. Колчак, Л. Г. Корнилов, Е. К. Миллер, Н. Н. Юденич.

Название “белые”;, которое стало обозначать противников рево­люции, имеет символический смысл. Известно, что красный цвет всегда служил символом душевного подъема, радости, возбужде­ния. Так, красное знамя – символ борьбы, революции, войны. В революционной России красными стали называться сторонники со­ветской власти. В противовес им, противники красных революцио­неров стали называться белыми. Ибо белый цвет символизирует чистоту помыслов, мир и истину. Таким образом, белые обособили себя от красных.

Для Булгакова белое движение не было столь однозначным. Он писал: “Белая гвардия”; – это упорное изображение русской интел­лигенции как лучшего слоя в нашей стране”;, “изображение интеллигенско-дворянской семьи, брошенной в годы Гражданской войны в лагерь белой гвардии”;.

Глоссарий:

• смысл названия белая гвардия
• белая гвардия смысл названия
• смысл названия романа белая гвардия
• как называются военные в белой форме с красными погонами во франции
• как называются солдаты в белой форме с красными погонами во франции

(Пока оценок нет)

Другие работы по этой теме:

1. История создания. Творческая зрелость Булгакова связана с романом “Белая гвардия”;. Первые две части романа были опубли­кованы в журнале “Россия”; в 1925 г. Полностью роман вышел...
2. Авторская позиция. Обращение М. А. Булгакова к тра­диционной в 1920-е гг. теме революции и Гражданской вой­ны нашло отражение в романе М. А. Булгакова “Белая гвар­дия”...
3. Система образов. В романе два центральных художественных образа – образ Дома и образ Города. События разворачиваются в мрачном и пугающем Городе, в ко­тором с каждым...
4. Смысл названия. Первоначально М. А. Шолохов свой роман назвал “Донщина”;. Вскоре он отказался от этого названия. Название “Тихий Дон”; символично и одновременно многознач­но. Вся жизнь...

В 1925 году в журнале «Россия» были напечатаны две первые части романа Михаила Афанасьевича Булгакова «Белая гвардия», которые сразу же привлекли внимание ценителей русской литературы. По словам самого автора, «Белая гвардия» - «это упорное изображение русской интеллигенции как лучшего слоя в нашей стране...», «изображение интеллигентско-дворянской семьи, брошенной в годы Гражданской войны в лагерь Белой гвардии». В романе повествуется о сложном времени, когда дать однозначную оценку всем происходящим событиям было очень трудно, а сразу во всем разобраться невозможно. В своем творении Булгаков запечатлел личные воспоминания о городе Киеве во время Гражданской войны.

В романе много автобиографического, но автор ставил задачу не только описать свой жизненный опыт в годы революции и Гражданской войны, но и проникнуть в общечеловеческие проблемы того времени, стремился утвердить мысль о том, что все люди, воспринимая события по-разному, стремятся к привычному и давно сложившемуся. Это книга о судьбах классической культуры в грозную эпоху лома вековых традиций. Проблематика романа чрезвычайно близка Булгакову, "Белую гвардию" он любил более других своих произведений.

Роману предшествует эпиграф с цитатой из «Капитанской дочки», которым Булгаков подчеркивает, что в романе идет речь о людях, настигнутых бураном революции. Но, несмотря на все выпавшие на их долю испытания, эти люди смогли найти верную дорогу, сохранить мужество и трезвый взгляд на мир и свое место в нем. Вторым эпиграфом, имеющим библейский характер, Булгаков вводит читателей в зону вечного времени, не внося в роман никаких исторических сопоставлений.

Мотив эпиграфов развивает эпический зачин романа: «Велик был год и страшен по рождестве Христовом 1918, от начала революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимой снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская Венера и красный, дрожащий Марс». Стиль зачина близок к библейскому, а ассоциации заставляют вспомнить о вечной Книге бытия. Таким образом автор своеобразно материализует вечное, как и образ звезд на небесах. Конкретное время истории как бы впаяно в вечное время бытия. В открывающем произведение поэтическом зачине заложено зерно социальной и философской проблематики, связанной с противостоянием мира и войны, жизни и смерти, смерти и бессмертия. Сам выбор звезд позволяет спуститься из космической дали к миру Турбиных, так как именно этот мир будет противостоять вражде и безумию.

В центре повествования - интеллигентная семья Турбиных, которая становится свидетельницей и участницей важных и страшных событий. Дни Турбиных вбирают вечную прелесть календарного времени: «Но дни и в мирные, и в кровавые годы летят как стрела, и молодые Турбины не заметили, как в крепком морозе наступил белый, мохнатый декабрь. О, елочный дед, сверкающий снегом и счастьем! Мама, светлая королева, где же ты?» Воспоминания о матери и прежней жизни контрастируют с реальной ситуацией кровавого восемнадцатого года. Великое несчастье - потеря матери - сливается с другой страшной катастрофой - крушением старого, складывавшегося веками, прекрасного мира. Обе катастрофы рождают внутреннюю рассеянность, душевную боль Турбиных.

Дому Турбиных Булгаков противопоставляет мир внешний - «кровавый и бессмысленный», в котором царят разрушение, ужас, бесчеловечность, смерть. Но дом является частью Города, как город - часть земного пространства. Город, по описанию Булгакова, был «прекрасный в морозе и в тумане на горах, над Днепром». Но свершились великие события, и его облик резко изменился. Сюда бежали «..промышленники, купцы, адвокаты, общественные деятели. Бежали журналисты, московские и петербургские, продажные и алчные, трусливые. Кокотки, честные дамы из аристократических фамилий...» и многие другие. И город зажил «странною, неестественной жизнью...» Нарушился естественный ход истории, и сотни людей стали жертвами.

В основе сюжета романа не внешние события, передающие ход революции и Гражданской войны, а нравственные конфликты и противоречия. Исторические события являются лишь фоном, на котором раскрываются человеческие судьбы. Автора интересует внутренний мир человека, оказавшегося в центре событий, когда трудно остаться самим собой. В начале романа герои не понимают всей сложности и противоречивости политической ситуации и пытаются отмахнуться от политики, но в ходе повествования они оказываются в самом центре революционных событий.

Турбины не принадлежат к числу людей, которые могут пересидеть тяжелое время, закрывшись от него на щеколду, как домовладелец Василиса - «инженер и трус, буржуй и несимпатичный». Турбиным чужды мещанская замкнутость и ограниченность Лисовича, пересчитывающего купоны в темных углах, в то время как на улицах проливается кровь. Турбины иначе встречают грозное время. Они остаются верными своим понятиям о чести и долге, не меняют своего образа жизни. Когда на улицах Города тревожно, звучит грохот орудий, в доме Турбиных тепло и уютно. Друзей семьи встречают свет и душевное тепло, накрытый стол, звенит переборами Николкина гитара. Друзья Турбиных отогреваются здесь и телом и душой. В этот дом приходит из страшного мира смертельно замерзший Мышлаевский. Как и Турбины, он остался верным законам чести: не покинул поста под городом, где в страшный мороз сорок человек ждали сутки в снегу, без костров, смену, которая так бы и не пришла, если бы не полковник Най-Турс, также человек чести и долга. Вопреки безобразию, творящемуся в штабе, полковник привел двести хорошо одетых и вооруженных юнкеров. Пройдет какое-то время, и Най-Турс, осознав, что он и его юнкера предательски брошены командованием, прикроет свой полк и ценой собственной жизни спасет своих мальчиков. Потрясенный подвигом и гуманизмом полковника, Николка прикладывает все силы, чтобы отдать Най-Турсу последний долг - сообщить семье полковника о его гибели, похоронить достойно и стать родным человеком для матери и сестры погибшего героя.

В мир Турбиных вплетены судьбы всех истинно порядочных людей: мужественного офицера Мышлаевского, Степанова и даже странного и нелепого Лариосик. Но именно Лариосику автор доверил очень точно выразить самую суть Дома, противостоящего эпохе жестокости и насилия. Лариосик говорил о себе, но под этими словами могли бы подписаться многие, «что он потерпел драму, но здесь, у Елены Васильевны, оживает душой, потому что это совершенно исключительный человек Елена Васильевна и в квартире у них тепло и уютно, и в особенности замечательны кремовые шторы на всех окнах, благодаря чему чувствуешь себя оторванным от внешнего мира... А он, этот внешний мир... согласитесь сами, грозен, кровав и бессмыслен».

За окнами - все, что было ценного и прекрасного в России, разрушено, «восемнадцатый год летит к концу и день ото дня глядит все грознее, щетинистей». И с мучительной болью думает Алексей Турбин не о своей возможной гибели, а о гибели дома: «Упадут стены, улетит встревоженный сокол с белой рукавицы, потухнет огонь в бронзовой лампе, а Капитанскую Дочку сожгут в печи». Спасти этот мир может только любовь и преданность. И хотя автор не говорит об этом прямо, читатель верит в это. Потому что, несмотря на страшные преступления, совершаемые петлюровцами и большевиками, есть люди, подобные Алексею и Николке Турбиным, способные противостоять злу и насилию, не жалея собственной жизни.

В финале романа дано описание бронепоезда «Пролетарий». Ужасом и отвращением проникнута эта картина: «Он сипел тихонько и злобно, сочилось что-то в боковых стенках, тупое рыло его молчало и щурилось в приднепровские леса. С последней площадки в высь, черную и синюю, целилось широченное дуло в глухом наморднике верст на двадцать и прямо в полночный крест». Булгаков понимал, что привело старую Россию к трагедии. Но люди, стреляющие в своих соотечественников, ничуть не лучше тех штабных и правительственных предателей, которые посылали на верную гибель лучших сынов Отечества.

Время расставило все по своим местам. Имена убийц, преступников, грабителей, предателей всех рангов и мастей преданы бесчестию и позору. А дом Турбиных - символ нетленной красоты и правды лучших людей России, ее безымянных героев, хранителей добра и культуры - продолжает согревать души многих поколений читателей и доказывать мысль, что настоящий человек должен оставаться человеком при любых условиях.

Можно ли быть уверенным, что маленький Петька Щеглов, который жил во флигеле и увидел замечательный сон о сверкающем алмазном шаре, дождется того, что сон обещал ему, - счастья? Неизвестно. В эпоху битв и потрясений отдельная человеческая жизнь хрупка и уязвима.

Но в России во все времена находились люди, верные долгу и чести. Для этих людей дом - это не просто стены, а место, где хранятся традиции, где никогда не исчезает духовное начало, символом которого всегда остаются книжные шкафы, наполненные книгами. И как в начале романа, в его эпилоге, глядя на яркие звезды в морозном небе, автор заставляет читателей думать о вечности, о жизни будущих поколений, об ответственности перед историей, друг перед другом: «Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле».

Роман «Белая гвардия» создавался около 7 лет. Первоначально Булгаков хотел сделать его первой частью трилогии. Писатель начал работу над романом в 1921 г., переехав в Москву, к 1925 г. текст был практически закончен. Ещё раз Булгаков правил роман в 1917-1929 гг. перед публикацией в Париже и Риге, переработав финал.

Варианты названий, рассматриваемые Булгаковым, все связаны с политикой через символику цветов: «Белый крест», «Жёлтый прапор», «Алый мах».

В 1925-1926 гг. Булгаков написал пьесу, в окончательной редакции названную «Дни Турбиных», сюжет и герои которой совпадают с романными. Пьеса поставлена во МХАТе в 1926 г.

Литературное направление и жанр

Роман «Белая гвардия» написан в традициях реалистической литературы 19 в. Булгаков использует традиционный приём и через историю семьи описывает историю целого народа и страны. Благодаря этому роман приобретает черты эпопеи.

Произведение начинается как семейный роман, но постепенно все события получают философское осмысление.

Роман «Белая гвардия» исторический. Автор не ставит перед собой задачу объективно описать политическую ситуацию в Украине в 1918-1919 гг. События изображены тенденциозно, это связано с определённой творческой задачей. Цель Булгакова – показать субъективное восприятие исторического процесса (не революции, но гражданской войны) определённым, близким ему кругом людей. Этот процесс воспринимается как катастрофа, потому что в гражданской войне нет победителей.

Булгаков балансирует на грани трагедийности и фарса, он ироничен и акцентирует внимание на провалах и недостатках, упуская из виду не только положительное (если оно было), но и нейтральное в жизни человека в связи с новыми порядками.

Проблематика

Булгаков в романе уходит от социальных и политических проблем. Его герои – белая гвардия, но к этой же гвардии принадлежит и карьерист Тальберг. Симпатии автора не на стороне белых или красных, а на стороне хороших людей, которые не превращаются в бегущих с корабля крыс, не меняют под влиянием политических перипетий своего мнения.

Таким образом, проблематика романа философская: как в момент вселенской катастрофы остаться человеком, не потерять себя.

Булгаков создаёт миф о прекрасном белом Городе, засыпанном снегом и как бы защищённом им. Писатель задаётся вопросом, от его зависят исторические события, смена власти, которых Булгаков в Киеве в гражданскую войну пережил 14. Булгаков приходит к выводу, что над человеческими судьбами властвуют мифы. Мифом, возникшим на Украине «в тумане страшного восемнадцатого года», он считает Петлюру. Такие мифы порождают лютую ненависть и заставляют одних, поверивших в миф стать его частью без рассуждения, а других, живущих в другом мифе, до смерти бороться за свой.

Каждый из героев переживает крушение своих мифов, а некоторые, как Най-Турс, умирают даже за то, во что уже не верят. Проблема утраты мифа, веры – важнейшая для Булгакова. Для себя он выбирает дом как миф. Жизнь дома всё-таки длиннее, чем человека. И действительно, дом дожил до наших дней.

Сюжет и композиция

В центре композиции – семья Турбиных. Их дом с кремовыми шторами и лампой с зелёным абажуром, которые в сознании писателя всегда ассоциировались с покоем, домашним уютом, похож на Ноев ковчег в бурном житейском море, в вихре событий. В этот ковчег со всего мира сходятся званые и незваные, все единомышленники. В дом вхожи боевые товарищи Алексея: поручик Шервинский, подпоручик Степанов (Карась), Мышлаевский. Здесь они находят морозной зимой кров, стол, тепло. Но главное не это, а надежда, что всё будет хорошо, так необходимая и самому молодому Булгакову, который оказывается в положении своих героев: «Жизнь им перебило на самом рассвете».

События в романе разворачиваются зимой 1918-1919 гг. (51 день). За это время в городе меняется власть: бежит вместе с немцами гетман и входит в город Петлюра, правящий 47 дней, а в конце бегут и петлюровцы под канонаду красноармейцев.

Символика времени очень важна для писателя. События начинаются в день Андрея Первозванного, покровителя Киева (13 декабря), а заканчиваются Сретеньем (в ночь со 2 на 3 декабря). Для Булгакова важен мотив встречи: Петлюры с красной армией, прошлого с будущим, горя с надеждой. Себя же и мир Турбиных он ассоциирует с позицией Симеона, который, взглянув на Христа, не принял участия в волнующих событиях, а остался с Богом в вечности: «Ныне отпущаеши раба твоего, Владыко». С тем самым Богом, который в начале романа упоминается Николкой как печальный и загадочный старик, улетающий в чёрное, потрескавшееся небо.

Роман посвящён второй жене Булгакова, Любови Белозерской. У произведения два эпиграфа. Первый описывает буран в «Капитанской дочке» Пушкина , в результате которого герой сбивается с пути и встречается с разбойником Пугачёвым. Этот эпиграф объясняет, что вихрь исторических событий подробен снежному бурану, так что легко запутаться и сбиться с верного пути, не узнать, где хороший человек, а где разбойник.

Зато второй эпиграф из Апокалипсиса предостерегает: все будут судиться по делам. Если ты выбрал неверную дорогу, заблудившись в жизненных бурях, это тебя не оправдывает.

В начале романа 1918 г. называется великим и страшным. В последней, 20 главе Булгаков отмечает, что следующий год был ещё страшней. Первая глава начинается с предзнаменования: высоко над горизонтом стоят пастушеская Венера и красный Марс. Со смерти матери, светлой королевы, в мае 1918 г. начинаются семейные несчастья Турбиных. Задерживается, а потом уезжает Тальберг, появляется обмороженный Мышлаевский, приезжает из Житомира нелепый родственник Лариосик.

Катастрофы становятся всё более разрушительными, они грозят уничтожить не только привычные устои, покой дома, но и сами жизни его обитателей.

Николка был бы убит в бессмысленном сражении, если бы не бесстрашный полковник Най-Турс, сам погибший в таком же безнадёжном бою, от которого защитил, распустив, юнкеров, объяснив им, что гетман, которого они собираются защищать, ночью убежал.

Ранен Алексей, подстреленный петлюровцами, потому что ему не сообщили о роспуске защитного дивизиона. Его спасает незнакомая женщина Юлия Рейсс. Болезнь от ранения переходит в тиф, но Елена вымаливает у Богородицы, Заступницы жизнь брата, отдавая за неё счастье с Тальбергом.

Даже Василиса переживает набег бандитов и лишается своих сбережений. Эта неприятность для Турбиных вообще не горе, но, по словам Лариосика, «у каждого своё горе».

Горе приходит и к Николке. И оно не в том, что бандиты, подсмотрев, как Николка прячет кольт Най-Турса, воруют его и им же угрожают Василисе. Николка сталкивается со смертью лицом к лицу и избегает её, а бесстрашный Най-Турс погибает, и на Николкины плечи ложится обязанность сообщить о гибели его матери и сестре, найти и опознать тело.

Роман заканчивается надеждой на то, что и новая сила, вступающая в Город, не разрушит идиллии дома на Алексеевском спуске 13, где волшебная печка, которая грела и растила детей Турбиных, теперь служит им взрослым, а единственная оставшаяся на её изразцах надпись сообщает рукой друга, что для Лены взяты билеты на Аид (в ад). Таким образом, надежда в финале смешивается с безнадёжностью для конкретного человека.

Выводя роман из исторического пласта во вселенский, Булгаков даёт надежду всем читателям, потому что пройдёт голод, пройдут страдания и муки, а звёзды, на которые и нужно смотреть, останутся. Писатель обращает читателя к истинным ценностям.

Герои романа

Главный герой и старший брат - 28-летний Алексей.

Он слабый человек, «человек-тряпка», а на его плечи ложится забота обо всех членах семьи. Он не имеет хватки военного, хотя и принадлежит к белой гвардии. Алексей – военный врач. Его душу Булгаков называет сумрачной, такой, которая любит больше всего женские глаза. Этот образ в романе автобиографичен.

Алексей рассеянный, за это чуть не поплатился жизнью, сняв с одежды все отличия офицера, но забыв о кокарде, по которой его и узнали петлюровцы. Кризис и умирание Алексея приходится на 24 декабря, Рождество. Пережив смерть и новое рождение через ранение и болезнь, «воскресший» Алексей Турбин становится другим человеком, глаза его «навсегда стали неулыбчивыми и мрачными».

Елене 24 года. Мышлаевский называет её ясной, Булгаков зовёт рыжеватой, её светящиеся волосы подобны короне. Если маму в романе Булгаков называет светлой королевой, то Елена больше похожа на божество или жрицу, хранительницу домашнего очага и самой семьи. Булгаков писал Елену со своей сестры Вари.

Николке Турбину 17 с половиной лет. Он юнкер. С началом революции училища прекратили своё существование. Их выброшенные ученики называются искалеченными, не детьми и не взрослыми, не военными и не штатскими.

Най-Турс представляется Николке человеком с железным лицом, простым и мужественным. Это человек, который не умеет ни приспосабливаться, ни искать личной выгоды. Он умирает, исполнив свой долг военного.

Капитан Тальберг – муж Елены, красавец. Он старался подстроиться к быстро меняющимся событиям: как член революционного военного комитета он арестовывал генерала Петрова, стал частью «оперетки с большим кровопролитием», выбирал «гетмана всея Украины», так что должен был убежать с немцами, предав Елену. В конце романа Елена от подруги узнаёт, что Тальберг предал её ещё раз и собирается жениться.

Василиса (домовладелец инженер Василий Лисович) занимал первый этаж. Он – отрицательный герой, стяжатель. По ночам он прячет в тайник в стене деньги. Внешне похож на Тараса Бульбу. Найдя фальшивые деньги, Василиса придумывает, как он их пристроит.

Василиса, в сущности, несчастный человек. Ему самому тягостно экономить и наживаться. Жена его Ванда крива, волосы её желты, локти костлявые, ноги сухие. Тошно жить Василисе с такой женой на свете.

Стилистические особенности

Дом в романе – один из героев. С ним связана надежда Турбиных выжить, выстоять и даже быть счастливыми. Тальберг, не ставший частью семьи Турбиных, разоряет своё гнездо, уезжая с немцами, поэтому сразу теряет защиту турбинского дома.

Таким же живым героем выступает Город. Булгаков умышленно не называет Киев, хотя все названия в Городе киевские, немного переделанные (Алексеевский спуск вместо Андреевского, Мало-Провальная вместо Малоподвальной). Город живёт, дымится и шумит, «как многоярусные соты».

В тексте много литературных и культурных реминисценций. Город у читателя ассоциируется и с Римом времён заката римской цивилизации, и с вечным городом Иерусалимом.

Момент подготовки юнкеров к защите города связывается с Бородинской битвой, которая так и не наступает.

Роман «Белая гвардия» (1925)

Выйдя в свет, роман не был замечен, лишь
с появлением постановки пьесы «Дни Турбиных
» на него обратили внимание. Но все же
роман не вписывался в идеологические рамки революционного времени.
В центре романа- события в Киеве в 1918 г. Они рассматриваются
не с точки зрения классовой или политической, а с точки зрения общечеловеческой,
являющейся критерием Добра. Кто бы ни захватил
власть, какие бы идеи ни проповедовались, все это заканчивается кровопролитием.
Насилие рождало еще большее насилие. Весь роман
реализует идею общечеловеческих нравственных ценностей, опирающихся
на истины Христовы. Символичен в этом смысле финал
романа: звездный покров ночи похож на завесу, за которой происходит
некое действо, воспринимаемое как богослужение. Вознесенный
над миром крест превращается в меч. «Но он не страшен. Все пройдет.
Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды
останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Нет ни
одного человека, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим
обратить свой взгляд на них? Почему?» - Вопрошением к человеку,
творящему дела, приносящие горе и муку, заканчивается роман.
Роман имеет два эпиграфа: первый - из повести Пушкина «Капитанская
дочка», а второй - из Апокалипсиса. Начало бурана, которое
Булгаков переносит из пушкинской повести: «Ветер завыл, сделалась
метель. В одно мгновенье темное небо смешалось с снежным морем.
Все исчезло...» символизирует стихию революции, как и в блоковс-
кой поэме «Двенадцать». Герои повести «Капитанская дочка» должны
встретиться с предводителем крестьянского восстания Пугачевым -
это тоже может послужить символом событий 1917 г. и гражданской
войны. Второй эпиграф - строки из Апокалипсиса: «И судимы были
мертвые по написанному в книгах сообразно с делами своими...»
является ответом на вопрос в конце романа «Белая гвардия».
Начало повествования является стилистическим продолжением
второго эпиграфа: «Велик был год и страшен по рождестве Христовом
1918, от начала же революции второй». И на протяжении всего
романа «присутствует Святое Провидение: встречаются строки из
Откровения Иоанна Богослова, звучит молитва в устах Елены, во спасение
жизни брата, за богохульные стихи наказан сифилисом поэт
Русаков, Алексею Турбину снится «Рай». А в конце романа Крест
превращается в карающий меч».
Герои романа (семья Турбиных и их друзья) по своим политическим
убеждениям - монархисты. Здесь как бы два мира: мир семьи,
где существуют тепло - и все, приходящие в этот дом, ощущают
истинные человеческие ценности. Второй мир - это жестокая война,
которая бьется за стенами турбинского дома.
Семья Турбиных, русских интеллигентов, оказывается в водовороте
событий гражданской войны. Война здесь не просто экстремальная
ситуация, заставляющая людей делать свой нравственный
выбор, война - это клоака ненависти и вражды. Автор очень объективно
показывает офицеров с их ненавистью к большевикам, а также
и мужиков с их ненавистью к немцам, гетману, помещикам.
Семья Турбиных: старший Алексей, Елена, младший Николка.
Друзья: Мышлаевский, Най-Турс, полковник Малышев, Лариосик-
все эти персонажи изображены не без симпатии, хотя они и не без
греха, - все они показаны людьми, обладающими честью и достоинством
дворянина, для которых женщина - это воплощение святости.
Они боготворят Елену Тальберг, хотя ее муж, Тальберг, тоже белый
офицер и монархист, бежит из города, оставляя свою жену. Он так же
неприятен автору, который наделил его какой-то крысиной внешностью
(«желтенькие искорки в глазах», щетка «черных подстриженных
усов»). Для него все происходящее в городе - оперетка, хотя он сам
более всего похож на опереточного героя.
Най-Турс в романе - образец, если так можно выразиться, героизма.
Он ценой своей жизни спас совсем юных юнкеров. Описание
боя, где Най-Турс сражается, - самое напряженное место в романе.
Он является во сне Алексею Турбину в образе рыцаря, светящегося
голубым светом (голубой цвет - цвет чистоты и духовности). Возможно,
его образ несколько романтизирован, в романе он - воплощение
чести и достоинства дворянской интеллигенции.
Во всех чрезвычайных ситуациях братья Турбины ведут себя
согласно чести и достоинству дворянина. Алексей Турбин чуть не
расстался с жизнью, поступая по чести, Николка, став свидетелем
героической смерти Най-Турса, чуть сам не погиб. Потом, как честный
и благородный человек, он оказывает помощь семье Най-Турса.
Турбины, монархисты по своим убеждениям, не являются фанатиками
политических убеждений. Эти персонажи, созданные автором,
прежде всего реализуют главную идею романа: честь, благородство,
патриотизм, религиозность - лучшие человеческие качества, которые
стоят выше идей революции. Никакая революция не может
уничтожить человеческую душевную теплоту, которая живет в тур-
бинских героях и всегда способна кого-то спасти.
«Несмотря» сопровождает весь роман. Что бы ни случилось в городе,
у Булгакова всегда найдутся слова восхищения прекрасным: прекрасной
Еленой, морозным утром, теплом турбинского дома, глазами местных
красавиц. Эти «несмотря» тоже являются доказательством
преимущества общечеловеческих ценностей перед революцией
и гражданской войной, главными врагами турбинского дома
и всего человечества. Ни революция, ни гражданская война не могут
уничтожить главное - любовь. Любовь в романе настигает каждого.
Образ 1918 г. - это две звезды, которые ярко горят над Городом
в ночном небе - Марс (планета войны) и Венера (планета любви).

БЕЛАЯ ГВАРДИЯ БУЛГАКОВА – КТО ОНА?

«И воинства небесные следовали за ним на конях белых,
облечённые в виссон белый и чистый».
(Апокалипсис).

ПРОЧЕСТЬ ПО-РАЗНОМУ.

Разберёмся ж на склоне лет –
За какой мы погибли цвет?!
А. Галич

Долгие годы наше общество было буквально помешано на цветовой дифференциации. Белый и красный во всей послереволюционной литературе были цветами-антагонистами, мир стал «неделим на чёрных, смуглых, жёлтых, а лишь на красных – нас, и белых – их» .
Вот, например, у Зощенко: «- Ну-те, придёт белая гвардия, и вы, - говорит, - обратно начнёте свои канцелярские спины выгибать и разные чудные царские и дворянские слова говорить». Или у Гайдара: «Чубук держал за руки белого, пытавшегося вытащить из кобуры револьвер». А вот писатели из другого политического лагеря: «Мы дерёмся между собой, а обыватель одинаково проклинает нас, белых и красных» … «Воюют две стороны: красная и белая. Белые пытаются вернуть Россию в то историческое состояние, из которого она только что вышла. Красные ввергают её в такой хаос, в котором она не была со времён царя Алексея Михайловича». Дополним картину высказыванием журналиста – нашего современника: «Какой язык похожий! Одни: «Банды красных, предатели России». Другие: «Белогвардейские каратели, свора офицерья».
Что же понималось под определением «белые»? Об этом как раз отчётливее всего сказано у замечательного советского поэта, лауреата Ленинской и Сталинских премий, потомка князей Оболенских Константина Симонова в уже процитированном выше стихотворении «Красное и белое»:
На белых - тех, как мы их помним с детства,
В том самом смысле. Больше ни в каком.
На белых – тех, что в Африке ль, в Европе
Мы, красные, в пороховом дыму
В последний раз прорвём на Перекопе
И сбросим в море с берега в Крыму!
Именно так воспринимала и роман «Белая гвардия» литературная критика, как современная Булгакову, так и современная нам. В том самом смысле. Больше ни в каком. А между тем трактовка смысла названия романа может быть отнюдь не столь одиозной, в пользу чего говорят и традиции русской литературы в употреблении слов «белый» и «гвардия», и богатство, глубина, многослойность подтекста в творчестве Булгакова, отмечаемые исследователями его литературного наследия. И мы постараемся это доказать.

КРИТИКА НА КРИТИКУ. КРАТКИЙ ОБЗОР.

С одной стороны лежала цепь красных,
с другой – белых. Обе, не зная, кто это
такой – красные приняли его за белого,
белые за красного, - стали по нём стрелять…
Гайто Газданов. Вечер у Клэр.

«Произведя анализ моих альбомов вырезок, я обнаружил в прессе СССР за десять лет моей литературной работы 301 отзыв обо мне. Из них: похвальных – было 3, враждебно-ругательных – 298.Последние 298 представляют собой зеркальное отражение моей писательской жизни» - писал Булгаков в «Письме к правительству СССР»6.

«Дать отпор булгаковщине», «бегущий без оглядки белый юнкер», «сукин сын», «литературный уборщик» – изощрялись люди, которых и вспомнят-то в истории потому лишь, что им повезло жить в одно время с Булгаковым. 15 октября 1926 года «Комсомольская правда» публикует отзыв п о э т а А. Безыменского на постановку «Дней Турбиных»: «…Я не видел в пьесе уважения к памяти тысяч коммунистов, растерзанных благородными Турбиными. Я что-то не расслышал, как издевались Турбины над солдатьём, защищавшим их по собственной слепоте… Я видел только воспевание моего классового врага искажением исторической, а следовательно и художественной правды.
Этих людей, «благородных» и негодяев, мы расстреливали и будем расстреливать…
Я ничего не говорю против автора пьесы, Булгакова, который чем был, тем и остается – новобуржуазным отродьем, брызжущим отравленной, но бессильной слюной на рабочий класс и его коммунистические идеалы».
Пожалуй, лучше многих понял Булгакова Луначарский. В своей статье «Первые новинки сезона в «Известиях ЦИК» от 8 окт. 1926 года он вложил в уста писателя такие замечательные слова: «…Я хочу утверждать, что все эти юнкера, студенты, массовое кадровое офицерство, которое шло против вас в гражданской войне, были жертвами, а не скопищем преступников, что среди них преобладали люди, верующие в Россию, искренно полагавшие, что они её спасут, желавшие положить за неё живот свой. Да, ты победил, коммунистический галилеянин, но ты не имеешь права презирать побеждённых. …Помиримся на том, что примкнувшая к белогвардейскому движению русская интеллигенция, что все эти бесчисленные Турбины были хорошими людьми». Далее Луначарский резюмирует: «Такова основная тенденция»… Что ж, основная тенденция схвачена блестяще! Жаль, что все последующие строки статьи Луначарского направлены на то, чтобы развенчать, растоптать эту булгаковскую идею. Полный на-бор «корректных замечаний»: тут и «контрреволюционная гниль», и «национализм, прикрытый декорациями патриотического одушевления», «злоба против народа» (это у Булгакова-то! Булгаков как раз очень чётко и тонко различает народ – и с какой любовью описаны им неоднократно представители народа, в лучших традициях отечественной литературы! – и толпу, тупую, опьянённую своей силой, «бессмысленную и беспощадную», к которой, действительно, любой активно мыслящий, интеллигентный человек относится с вполне понятной ненавистью, как к категории разрушения). И снова: «классовая подоплёка», «банальнейшие остроты», «канительнийшие диалоги», «глубокое мещанство автора», «политический недотёпа»…
С жаром вторит этим словам А. Орлинский в газете «Правда»: «идеализация белой гвардии», «белого кадрового офицерства» (Орлинский обозначает словом «белый», естественно, лишь принадлежность к военно-политической структуре), «извращение художественной правды», «отрыжка великодержавного шовинизма».
Эльсберг: «Белая гвардия» – это контрреволюционный обывательский смешок».
Сталин смотрел «Дни Турбиных» шестнадцать раз. Человеческие достоинства булгаковских героев он оценил, но вывод сделал такой – коли даже такие замечатель-ные люди не выстояли в сражении с большевизмом, значит историческая правда за большевиками. Видимо, он не знал изречения Саади о том, что камнем можно расколоть алмаз.
Эмигрантская критика в большинстве своём считала, что Булгакову удалось в условиях Советской России высказать положительную оценку белогвардейцев. (И в большинстве своём ошибалась, как и критика советская). Очень любопытна точка зрения Владислава Ходасевича. Ходасевич не нашёл в «Белой гвардии» «ни единого слова о смысле и цели её существования, о пафосе её борьбы»... Nota bene! Он писал, – и совершенно справедливо, – что идеологии белой гвардии у булгаковских белогвардейцев не существует. «В «Белой гвардии» нет не только ни малейшего сочувствия белому делу, но нет и сочувствия людям, посвятившим себя этому делу или с ним связанным».
Из всего этого Ходасевич делает следующий вывод: «Булгаков относится к белой гвардии вполне отрицательно», показывает «духовную бессодержательность белой гвардии». Вспомним, что критика советская беспощадно терзала Булгакова за «идеализацию», «поэтизацию» белогвардейцев!
«Все события… показаны автором как последняя судорога тонущего, обречённого мира, не имеющего во имя чего жить и не верящего в своё спасение. В этом и заключается подлинный смысл «Белой гвардии». Так считает Ходасевич.
В своём коротком, но очень насыщенном, прекрасном исследовании «Смысл и судьба «Белой гвардии», Владимир Ходасевич сделал всё ту же ошибку – он воспринял название буквально. Он тщательно ищет в булгаковском произведении «белогвардейский смысл», и, не найдя его, заключает с разочарованием: «Теза Булгакова в конечном счёте совпадает с большевистскою». «Снисходительное» же отношение автора к героям – литературный расчёт. Круг замкнулся! См. эпиграф.
Лишь несколько высказываний можно вырвать из многоголосого хора. Эмигрант Георгий Адамович, сравнивая Булгакова с Толстым, говорит о высотах его писательского мастерства, высотах «настолько значительных, что на них сливаются для глаза красное и белое – во всяком случае, эти различия теряют своё значение».
Максимилиан Волошин написал на подаренной Булгакову акварели: «Первому, кто запечатлел душу русской усобицы». Уместно вспомнить здесь, какова была позиция самого Волошина:
Одни идут освобождать
Москву и вновь сковать Россию,
Другие, разнуздав стихию,
Хотят весь мир пересоздать.
В тех и других волна вдохнула
Гнев, жадность, мрачный хмель разгула, -
А вслед героям и вождям
Крадётся хищник стаей жадной,
Чтоб мощь России неоглядной
Размыкать и продать врагам!
…И там, и здесь между рядами
Звучит один и тот же глас:
- «Кто не за нас – тот против нас!
Нет безразличных: правда с нами!»
А я стою один меж них
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других.
М. Волошин. «Гражданская война».
Позиции Волошина и Булгакова могут показаться схожими, но мы увидим, что они далеко не идентичны.
«Вяч. Полонский говорил, что «Бег» написан так, «как будто борьба уже окончена». Критик был прав. Писатель апеллировал не к прошлому, а к будущему». Внутреннее напряжение пьесы питалось тем же, что и в романе («Белая гвардия» – В.Б.), стремлением «стать бесстрастно над красными и белыми», увидеть мир с высшей, вынесенной за пределы своего дня точки зрения»7…(Курсив мой – В.Б.) Волошин - между, Булгаков – над! Разница – огромная.
Современники Булгакова не смогли в полной мере оценить и понять внутреннего, глубинного смысла великого романа. Для них Белая гвардия Булгакова была просто белой армией. Объяснений не искали. Название казалось слишком знаковым, говорящим, ничто не побуждало вглядываться глубже. Слишком свежи ещё были раны внутригражданской бойни, название в данном случае имело для окружающих исключительно политическую окраску. Сказывался и общий упадок, в данном случае, культуры "прочтения" произведения, восприятия его символики. А более поздние исследователи продолжали следовать в этом русле, подчиняясь штампу, и только менялся знак – с минуса на плюс… Член-корр. АН СССР Новиков в 1987 году уже утверждал: «Булгаков принял революцию»…
«Рапповцы В. Блюм, А. Орлинский…обвиняли Булгакова в апологии белой гвардии (хотя, как мы покажем, никакой апологии белой гвардии…не было)»…
«Внутреннее бессилие, обречённость белого движения рисуется реалистическими красками»8. Прямо не Булгаков, а Серафимович какой-то получается!
«Мировоззрение Булгакова не отличалось чёткостью идейных позиций (sic! – В.Б.), однако пафос его лучших произведений…смыкался с исторической задачей социалистического воспитания нового человека». «А в финале «Белой гвардии» возникает символическая фигура человека с ружьём, часового бронепоезда «Пролетарий», написанная с тем строгим объективным пафосом (Опять пафосом! – В.Б.), который не позволяет сомневаться в позициях автора романа».9 Поздравляю вас, как говорится, гражданин, соврамши!.. У этого человека с ружьём горящие фонари в тылу – по символике Булгакова – спутники палачей, и взгляд его прикован к Марсу – символу войны и убийства…
Так под ветром политики дрейфует булгаковская критика. Красные и белые видели в нём врага. Красные и белые считали его своим. Те и другие имеют некоторые основания для своей правоты. И те, и другие не правы. Чтобы понять, кто же они, герои Булгакова, необходимо постичь поэтику его прозы, вскрыть второй слой, разгадать Символ, найти его истоки…
Завершая эту главу, хочу привести слова Гумилёва10 (курсив мой - В.Б.): «…Его читатели, имея иную, чем мы, систему ассоциаций, воспринимали написанное им не так, как читатель нашего времени. Это значит, что если бы Геродот или Рашид ад-Дин писали для нас, то они те же мысли подали бы иначе. А при буквальной передаче текста мы не улавливаем того смысла, ради которого текст был написан. И, наконец, автор… источника, естественно, опускал истины банальные, общеизвестные в его время. Но нам-то именно они неизвестны и особенно интересны. Поэтому каждый источник для потомков – криптограмма, и восстановление его истинного смысла – дело трудное и не всегда выполнимое».
И всё же попробуем.

ИСТОКИ.

Чистый родник,
Бьющий, бурлящий водой
Светлого жизни истока!
Жарким к тебе прикоснусь
Пламенем губ…
«Родник».

Если взглянуть на русскую литературу с точки зрения отношения писателей к слову, даже при поверхностном рассмотрении можно выделить несколько этапов его изменения. Начальная эпоха – я бы назвал её «Библейским временем» - несла в себе инстинктивное ощущение первозданности слова и благоговейное преклонение перед ним. «Золотой век» хронологически можно приблизительно соотнести с так называемым «золотым веком русской поэзии». В это время происходила «шлифовка» слова, отлаживание его как инструмента, отработка способов его применения. «Серебряный век слова» совпал с «серебряным веком» русской поэзии и характеризуется исследованием глубинной сущности этого «инструмента», заложенных в нём потенциально огромных возможностей, и использование этого «инструмента» для проникновения сквозь разум человеческий в мировой, Вселенский, Высший разум.
Меж «золотым» и «серебряным» веком – период использования слова для проникновения во внутренний мир человека, его психологию (Некрасов, Тургенев, Толстой, Достоевский, Салтыков-Щедрин, Лесков, Гаршин…), - путь, по которому пошла, в своей массе, и западная литература.
Параллельно с «серебряным» веком шёл период «социального» (не социалистического!) реализма (Чехов, Горький, Короленко, Куприн), который имел глубокие корни в русской литературе, ещё радищевские, и сам дал начало советской «литературе соцреализма». «Реалисты» выявляли природу, сущность факта, природу «Дела». Писатели (поэты, философы, мыслители) «серебряного века» – природу и сущность Слова, как первоосновы бытия.
Богатством и глубиной русской литературы мы обязаны в большой степени именно развитой культуре познания природы Слова, созданной поколениями русских писателей, в основном представителей «золотого» века, эпицентром которого является Пушкин, стягивающий в свою орбиту своих старших предшественников (Карамзин, Державин, Ломоносов) и младших представителей (Тютчев, Шеншин etc.), и «серебряного» века, эпицентром которого стали символисты. В орбиту символистов вошли, притягиваясь к символизму и отталкиваясь от него, писатели самых разных направлений – акмеисты и даже футуристы, не только Брюсов, Мережковский, Анненский, Блок, но и Ахматова, Гумилёв, Цветаева, философ Флоренский, и – эпоха шире литературных течений и хронологических рамок! – Маяковский, Кручёных, Мандельштам... Михаил Булгаков.
Смешение подобное может показаться удивительным и, может быть, даже нелепым, но – символизм, в его отношении к Слову, перерос себя как школу, как направление, и стал Методом выявления духовной сущности, внутреннего смысла Слова. И, не будем забывать, всё это здание возводилось на могучем фундаменте русской письменной духовной культуры, пересекающей русское средневековье, расцвет Киевской Руси и уходящей своими могучими корнями к эпохе зарождения русской нации, к временам, предстоящим принятию глаголической и кириллической письменности.
Творчество Михаила Булгакова можно смело отнести к «серебряному» веку. Исследователи многократно отмечали символичность булгаковского слова, его многослойность; близость Булгакова к русским символистам,11 следование его в русле русской православной культуры.
Отец М. Булгакова был преподавателем Киевской духовной академии, «в круг его интересов входили древняя история (гражданская и духовная) и западные исповедания». «Сама обстановка в семье, члены которой были историками, музыкантами, филологами, врачами, благоприятствовала становлению культурных и литературных интересов Булгакова».11
«Все поражались его начитанности, знанию литературы, музыки и пр.»12
«Особую роль в расширении духовного и умственного кругозора Булгакова сыграло частое общение с другом отца – профессором Киевской Духовной академии Н.И. Петровым, историком украинской литературы»13.
Естественно, что Булгаков широко использовал впоследствии христианскую, православную символику, хорошо зная духовную литературу (а, например, в творчестве философа Григория Сковороды он мог почерпнуть многие свои символы, и некоторые совпадения образов указывают на прямое использование Булгаковым наследия украинского писателя-философа). Из мемуарной литературы о Булгакове известно, что Библия была у него всегда под рукой. Г.С. Сковорода, кстати, считал Библию совершенным образцом символического метода мышления. «Древние мудрецы, - писал Сковорода, - имели свой язык особливый, они изображали мысли свои образами, будто словами... Пусть учит без притчей тот, кто пишет без красок! Знаешь, что скоропись без красок, а живопись пишет красками».
Под притчей здесь разумеется не только лишь сюжетное иносказание, но и вообще образ, метафора. В устах философа метафора, усиленная многократным и вариантным повторением, обогащённая дополнительными значениями, превращается в символ, в знак, в сгусток содержательности… Ведь, по глубокому его убеждению, истина с наибольшей силой раскрывается человеку лишь тогда, когда он преодолеет её первоначальную сложность, загадочность, когда научается во внешнем «знамении» обнаруживать внутренний смысл, под скорлупой – ядро, под шелухой – зерно. Таковы, по учению Сковороды, взаимоотношения между человеком, окружающей его реальностью и Библией-«сфинксом» – символическим отражением этой реальности в культуре – в книжном слове, в произведениях искусства».14
У Булгакова неоднократно – в романах «Мастер и Маргарита», «Белая гвардия», пьесе «Бег» – встречается образ «покоя», который даётся в награду героям. Сравнение с аналогичным образом у Сковороды даёт возможность глубже понять его имманентное содержание.
«Слово «покой» в современном языковом обиходе обросло компрометирующими ассоциациями, упростилось… Но в речи Сковороды это древнее слово носит высокий смысл: в вековечных своих чаяниях человек мыслит о покое как о преодолении жизненного несовершенства, как о духовной награде за свои труды, за страдные, орошённые потом пути. Он жаждет причаститься покоя как гармонической полноты бытия. Он думает о покое как о вечности».14 Символисты, кстати, считали Сковороду одним из своих духовных учителей.
Булгаков так же был знаком с творчеством философа отца Павла Флоренского, изучал его работы и отражал его идеи в своих романах.
Флоренский писал и о символических значениях имён и цвета. В «Белой гвардии можно увидеть влияние Флоренского в выборе имён для героев. Не случаен Алексей (Турбин) – «человек божий», Елена – «светоносная» (в романе к ней обращаются: «Лена светлая», «Лена ясная»). А вот стихотворение Павла Флоренского «У окна»:
…В цвету
За окнами вишни белеют…
- Ах, нет, ты ошиблась, - то ветер свистит
Метельный и мертвенно белый…
- Мой брат! О, мой милый! пахнуло теплом.
Послушай: …гудят колокольни.
В истоме всё в сладкой за этим стеклом,
Пойдём же к истоме безбольной!
- «Там нет лепестков: так куда ж я пойду.
По савану? В снежные хлопья?
Там ветви стенают в холодном бреду
И тянутся к небу, как копья».
- Не саван! Нет, это - венчальный убор!..15
Значительное внутреннее, эмоциональное сходство с началом первой главы «Белой гвардии».
Известно, что Булгаков придавал большое значение названию своих произведений. Это говорит о том, что уже в названии стоит поискать имманентное значение, символический смысл, не явный в первом приближении. И многократная переделка названия рассматриваемого романа ещё раз это подтверждает, – автор искал наилучшее средство выражения своей мысли.

Особо следует остановиться на традициях употребления эпитета «белый» в литературе и связанных с ним символических значениях.
Человек издревле наделял цвета символическим смыслом, выражая это в живописи, архитектуре и литературе. Во времена Шекспира, к примеру, белый цвет означал духовность, целомудрие, простоту, невиновность, ясность души, истину. Издревле считался так же цветом траура, пока с середины XVI века его не сменил в этом значении в Европе чёрный цвет. Красный же в символическом цветовом коде указывал на огонь, могущество, солнце и… зло16. Художник Кандинский писал стихи о цвете, Булгаков мог их читать. Белый цвет у Кандинского был символом Вселенной. В цветах русского флага белый символизирует мир, чистоту, правду, непорочность, нетленное совершенство.17
«Если вы это заслужили, то вас поведёт белый свет на одно из небес и на какое-то время вы будете счастливы среди богов. Зависть и гордость потянут вас к красному свету, который приведёт вас к перерождению среди воинственных асуров, постоянно одержимых гневом и завистью».18
«Народ называет белым: веру свою, царя и отечество» - говорится в толковом словаре Даля.
В современной Булгакову литературе (имеется в виду литература дореволюционная) употребление слова «белый» в его символическом значении практикуется очень широко. Достаточно взять подшивку «Нивы», например, за 1915 год – и вот Аполлон Коринфский со стихотворением «Белые ангелы»:
И мнится – к нам ангелов небо послало
В сияньи венчающей скорбь красоты
И кровью, дошедшей к нему, начертало,
Багряные эти святые кресты…
О, белые ангелы чёрного горя!..
А вот, приблизительно через месяц, рассказ некоего Дунина, написанный по старым преданиям, и в нём: «…на небе, над мятущейся степью, вдруг встала Божья рать на белых конях, в блистающих латах, с пламенными мечами». Небесные воины «в светлых панцирях» нисходят с неба на защиту смиренной монастырской обители, осаждённой стрелецким войском Ивана Грозного, творящего неправедный суд. Сравним у Булгакова (сон Турбина): «Он был в странной форме: на голове светозарный шлем, а тело в кольчуге, и опирался он на меч длинный, каких уже нет ни в одной армии со времён крестовых походов. Райское сияние ходило за Наем облаком». Сходство характерное. Кстати, в этой сцене и Най-Турс, и вахмистр Жилин – небесные крестоносцы – окружены голубым сиянием. У Флоренского в монографии «Столп и утверждение Истины» есть глава «Бирюзовое окружение Софии и символика голубого и синего цвета», где он пишет о голубом цвете как о символе чистоты и целомудрия, «возвышения сердца над земными вещами», «присутствия Божества в мире через его творчество, через его силы»… Несомненный источник символики Булгакова.
Ещё пример, стихотворение Мандельштама:

В белом раю лежит богатырь:
Пахарь войны, пожилой мужик.
В серых глазах мировая ширь:
Великорусский державный лик.
…Разве Россия не белый рай
И не весёлые наши сны?
Радуйся, ратник, не умирай:
Внуки и правнуки спасены!19
1914 год.

Повторим Эрнеста Хемингуэя: книги – айсберги; одна восьмая их виднеется на поверхности, семь восьмых скрыты в глубинах морских… Читая роман Булгакова “Белая гвардия”, необходимо помнить об этом. Книги остаются бессмертными, пока остаются люди, способные их прочесть, увидев за внешней логикой произведения внутреннюю логику писателя, его веру, его дыхание, стеснённое холодной и неотвратимой рукою земного существования.
“Нужно на основании формальных подходов к матерьялу конструировать то, что прежде называлось душою поэта… Покуда критик анализирует, он учёный, но, когда он переходит к синтезу, он художник, ибо из мелких и случайно подмеченных черт творит художественный образ человека”.20

СИМВОЛИКА БЕЛОГО ЦВЕТА В ПРОЗЕ БУЛГАКОВА.

Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз –
Впереди – Исус Христос.
А. Блок

Картина, образ, символ…есть способ
выражения, необходимый для веры
и присущий языку всех религий.
А. Мень21

Сразу, уже в самом начале романа, встретится фраза, полная ностальгии, полная печали... «Наступил белый… декабрь». Декабрь – последний месяц года, последний месяц белых счастливых лет. «О, ёлочный дед наш, сверкающий снегом и счастьем! Мама, светлая королева, где же ты?» – два следующих авторских восклицания также органично связаны с белым цветом: «сверкающий снегом», «светлая». Затем – о смерти матери - смерти мирной, спокойной и чистой; и там встречаем эпитет «белый»: «белый гроб»; и тут же май, вишнёвые деревья и акации – снова белый цвет - последнее мирное цветение. (Интересно сравнить созданный Булгаковым образ с лирическим образом в стихах папы Римского Иоанна Павла II-го, посвящённых смерти матери:
Над белым мрамором твоей гробницы
Раскрылся белый куст – благая весть…
(Известия №32, 18 февр. 1995,с.2.)
Думаю, здесь смело можно говорить именно об общехристианской традиции восприятия белого цвета. Общеизвестно, впрочем, что культурно-поэтические, философские традиции христианства, русского православия буквально пропитывают все творения Булгакова. Для нас, людей, практически оторванных от этих традиций за годы советской власти, христианские истоки творчества Булгакова уже не всегда явны. Возьмём для примера эпизод из наиболее, казалось бы, изученного литературоведами и критиками булгаковского романа «Мастер и Маргарита» – сцену убийства барона Майгеля. Сколько написано о прообразах Майгеля, а вот глубокий смысл, заложенный в этой сцене, так, кажется, и прошёл мимо внимания исследователей. Когда Маргарите подносят чашу с кровью, Коровьев шепчет ей: « - Смело пейте! Земля уже впитала кровь и на этом месте растёт лоза». Сюжет, знакомый по фрескам Микеланджело, один из столпов христианской обрядовости – пресуществление крови в вино. Корни этого поэтического и философского образа, вообще, гораздо глубже и принадлежат не только христианскому миру; скорее человечеству в целом. Можно вспомнить и обычай сажать деревья и цветы «на крови», рубаи Хайяма («Вырастают тюльпаны из праха красавиц, из пленительных родинок между бровей»…), обряды и верования древних, домонотеистических культов, букеты цветов на месте убийства Гаврилы Принципа в Сараево, цветы на месте пролитой крови в городах нашей страны в наши окаянные дни… Но Булгаков использует именно христианскую традицию. Рассмотрим: ведь Майгель – отрицательный персонаж, автор не испытывает к нему симпатий. Тем не менее, – ассоциации с кровью Христовой. Непоследовательность? Отнюдь! Именно следование классической библейской традиции, её букве и духу. Ведь Христос – сын человеческий – именно принял на себя грехи людские, искупая их крестными муками. Врачеватель, писатель, гуманист Булгаков в этой сцене возвышается до Прощения, как его герой Мастер в конце романа, которому было даровано право простить грешного «всадника в плаще с кровавым подбоем» Понтия Пилата. (К христианским поэтико-философским истокам поэтической символики Булгакова мы не раз ещё должны будем вернуться). A propos. В “Белой гвардии” есть аналогичный эпизод:
“…Заплатит ли кто-нибудь за кровь?
Нет. Никто.
Просто растает снег, взойдёт зелёная украинская трава, заплетёт землю…выйдут пышные всходы…и крови не останется и следов. Дёшева кровь на червонных полях, и никто выкупать её не будет.
Никто”. Здесь автор не нашел прощения.
А уже наступает тяжёлое время, и Бог улетающий оставляет за собой «чёрное, потрескавшееся небо», и герои романа начинают свой полный тревог и печалей путь «через весь громадный город» - мир (сравним – «городок Берлин»), осенённые белым символом смерти – материнским гробом – к чёрному мраморному кресту.
Исподволь, из глубины текстового оркестра романа, начинают звучать и сплетаться противопоставленные друг другу цвета: белый и чёрный, белый и красный.
И это не банальное привычное противопоставление: белая армия – красная армия, как у подавляющего большинства писателей того времени. У Булгакова всё гораздо тоньше, и, лишь вглядевшись, начинаешь замечать, как густо насыщен текст романа этими цветовыми диссонансами.
Уже в выбранном автором пушкинском эпиграфе к роману «тёмное небо смешалось с снежным морем». В первом абзаце: белая звезда – Венера «и красный, дрожащий Марс».
Первая глава – вступление – заканчивается сценой разговора главного героя со священником, слугой божьим, который «белой рукой» открывает страницу Книги на словах: «- Третий ангел вылил чашу свою в реки и источники вод; и сделалась кровь». «Белая рука» в романе обычно противопоставлена крови и боли. Помогающие руки Елены, врачующие руки Юлии Рейсс (а брови угольные и чёрные глаза – греховные; она между Алексеем, человеком божьим, и «предтечей Антихриста» Шполянским), «тонкие и белые пальцы» доктора Яшвина из рассказа «Я убил»... Здесь, возможно, будет не лишним вспомнить о профессии Булгакова. Опыт врача – осознано или нет, – делал специфически значимым для него сочетание красного и белого цветов: красная кровь, тревожный знак несчастья, заливающая белую ткань; белые бинты, перекры-вающие красное, врачующие рану. Для практикующего медика, каким и был некогда Булгаков, особенно хирурга, цветовые впечатления имеют особое значение, – дают возможность визуально определять отклонения от нормы, степень поражения больного органа et cetera. Например, если для людей, далёких от медицины, любая кровь просто красного цвета, то для врача её оттенки значат гораздо больше: тёмно-красная – венозное кровотечение, алая – артериальное. А Булгаков был врач, внимательный к мелочам, наблюдательный, и не забывал о своём врачебном опыте и в литературной своей жизни. Свидетельство тому не только обилие сцен, связанных с медициной, наполняющих его произведения, но и профессиональная оценка читателей-врачей, утверждающих: «…Знакомство с естественными науками, с научным методом так или иначе отражается в творчестве Булгакова», «Вполне закономерно, что Булгаков, получивший по окончании Киевского университета диплом лекаря с отличием, прошедший через будни земской больницы, через тревоги и испытания молодого врача, не раз обращался к впечатлениям своей первоначальной профессии»...22
Когда хороший врач стал великим писателем, ему пришлось определять диагнозы уже не больного человека, а больного общества, больного мира. И он делал это с не меньшей наблюдательностью и ответственностью. Относится это и к цветовой символике в его прозе.
Вот дом, накрытый «шапкой белого генерала». Какая-то чересчур поэтическая, стихотворная, кажется, для романа фраза, на первый взгляд может показаться вовсе излишней. Но - вслушаемся в неё. Как в стихи, как в музыку, как в лесную чащу. И мы увидим, что это не просто дом, засыпанный снегом. Это богатый, роскошный, поэтический образ, один из центральных символов романа. Эпитет «белый» здесь – связующее звено, слово, придающее особый смысл соседним словам и всей фразе. Заменить его невозможно. Вставить вместо него «серый», «синий» - любой другой цвет – получится бессмыслица, бред, абсурд. Белый же цвет дает нам здесь целую гамму ощущений. Дом, накрытый белой снежной шапкой… Кто жил когда-либо зимой в заметенном снегом доме, сразу представит себе – дом занесло снегом, и стало в доме очень тихо и спокойно, и печь топиться, и ветер не выдувает тепло, и белой снежной стеной отгорожены мы от холодного, злобного мира. Ах, хороша белая снежная шапка! Генеральская! Дом, накрытый ею, ещё хранит в себе чистоту, мир и покой среди уже тронутого страшной, опасной болезнью Города-мира. Словосочетание же «белого генерала» в таком контексте любому знающему русскую историю напомнит о генерале Скобелеве, который остался в русской истории как «белый генерал», о победах русского оружия, о славе и величии Российской империи! Вот что живёт ещё в этом Доме! Жаль только, ненадежна снежная шапка - пройдет время – и растает, либо сдуется ветром, и генеральское покровительство будет вскоре не опорой, а опасностью. Одно останется до конца с обитателями дома - незапятнанный белый цвет чистоты… и обреченности. Белый цвет как суггестия ощущения обреченности, смерти присутствует во многих произведениях русской литературы.
Некрасов: Лежит, непричастный заботе,
На белом сосновом столе.
Лежит неподвижный, суровый,
С горящей свечой в головах,
В широкой рубахе холщовой… (белой! – В.Б. – Возьмем для сравнения слова генерала Хлудова в Булгаковском «Беге»: «Ситцевая рубашка, подвал, снег, готово!» Здесь так же эффект ощущения смерти достигается посредством скрытых цветовых ассоциаций, апеллирующих к устойчивым представлениям читателей. Приём этот обычен для символического языка русской поэзии, и образцы его применения можно найти ещё в «Слове о полку Игореве» («синее вино» Ярослава – печаль и горечь), и если я, к примеру, пишу:
Я в рубахе чистой, белой
Зажигаю свечи.
Отчего ты побледнела?
Ожидать нам нечего… - то могу смело рассчитывать, что читатель воспримет ощущение тревоги и предчувствие смерти).
И.Ю. Подгаецкая пишет: «Белый сосновый стол» и «широкая холщовая рубаха» для русского читателя «реалистически характерологичны»23.

Столь же реалистически характерологичен для русского читателя собственно эпитет «белый», взятый в определённом контексте, в значении принадлежности к России, к Богу, к святому, светлому и, - с отблеском жертвенности и мученической смерти.

Прямое указание автора на используемый источник – Откровение святого Иоанна Богослова (Апокалипсис) – даёт нам главный ключ к пониманию романа. Здесь наличествует своего рода гиперссылка, отсылающая читателя за дополнительной информацией к Библии (В романе она называется – так же символ, хоть и очень легко прочитываемый, широкоупотребительный, - Книгой, с большой буквы). Гиперссылка эта повторяется в романе не единожды, и подобная настойчивость говорит о желании писателя непременно обратить на неё внимание читателей. Обратившись к Новому завету, мы тотчас получим ответ на вопрос, о ком этот роман, кого подразумевает Булгаков под Белой гвардией, между какими силами происходит основной конфликт.

«…Сии облечённые в белые одежды кто, и откуда пришли?
…Это те, которые пришли от великой скорби; они омыли
одежды свои и убелили одежды свои кровию Агнца;
И отрёт Бог всякую слезу с очей их.
Откр.гл.7.,стх.13,14,17.
И даны были каждому из них одежды белые, и сказано им,
чтобы они успокоились ещё на малое время, пока и сотрудники их,
и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число».
Откр.гл.6,стих 11.
Вот она, подлинная Белая гвардия Михаила Булгакова, от века стоящая на передовом рубеже борьбы Добра со злом, в одеждах, омытых своею жертвенной кровью! Здесь сходится всё – и традиции русского символизма, и философия Флоренского и Сковороды, и мировоззрение Булгакова.

ГВАРДИЯ НЕ СДАЁТСЯ, ГВАРДИЯ УМИРАЕТ.

…Не это поразило Коковцева – другое!
На мостике броненосца, в очень спокойных позах, как дачники на веранде, стояли, облокотясь на поручни, офицеры и мирно беседовали, а вокруг них всё рушилось к чертям, всё погибало в пламени.
- Гвардия, - произнёс Коковцев. – Помогай им Бог!
В. Пикуль 24

… Года пройдут тяжёлыми стопами,
В живых рядах проламывая брешь,
Над нашими простёртыми телами,
За нами защищаемый рубеж…
Но полно! Мы ещё крепки для боя!
Мечи остры, мы молоды и злы!
И на знамёнах, что над головою,
Под ветром плещутся злачёные орлы!
«Молодость Рима».

Белая гвардия Булгакова – кто она? Кто были люди, щемящая память о которых ослепительным светом пронзает наши души, сконцентрированная в образах героев романа и пьесы?

«В широком смысле белое движение – это все антибольшевики: социалисты, демократы, либералы, консерваторы и даже реакционеры. В более тесном смысле это только защитники старых начал монархии и национализма».
(Астров Н. А. Белое движение в оценке члена ЦК конституционно-демократической партии.) 25
«В тылу тупоумие, взятки и воровство – слепорождённые мыши. На фронте тупоумие, доблесть, разбой – не воины в белых одеждах, а двойники своих же врагов».**
Нет, это не о Белой гвардии Булгакова! Много званых, да мало избранных…
“- А вы белый?
- Да, белый. Я за Россию.
Я улыбаюсь:
- И за усадьбу?
- За усадьбу? Нет…Чёрт с нею, с усадьбой. Я не горюю: пусть разживаются мужики”.26

Сам Булгаков, в то время, когда был написан роман «Белая гвардия», пьеса «Дни Турбиных» (а это период с 1922 по 1926 годы), не мог ещё до конца провидеть судьбу своих героев, их прототипов, трагическую судьбу Белой гвардии России, преторианцев великой империи Добра. Но мы-то сейчас знаем, – связал ли кто-то из них окончательно свою судьбу с белым движением, принял ли, после мучительных колебаний, сторону красных, попытался ли остаться в стороне от братоубийственной бойни - конец у них, по всей видимости, был один – насильственная смерть, мученическая гибель. Разве что буря гражданской войны выбросила кого-либо из них на чуждые им берега… «Ветви акации, цветы эмиграции»… Что им, оторванным осенней бурей от родного дерева листьям, несомым ветрами истории в неласковые дали, было предназначено судьбою в этом случае? Галлиполийский холм, французский Иностранный легион, бедность, сиротство на чужбине, сломанная, исковерканная жизнь, мундиры несуществующей армии, боевые, кровью заработанные ими в войне, которую называли тогда "Отечественной" и "Великой", ордена – ордена несуществующего более государства, одинокая русская церквушка и православные кресты на кладбищах Европы – вот что стало уделом большинства. Тягостное похмелье в чужом пиру, тягостная, рвущая душу тоска по России, по трепетно любимой своей России, никогда, никогда не берегущей своих сынов…

…Может быть, такой же жребий выну,
Горькая детоубийца, - Русь!
И на дне твоих подвалов сгину,
Иль в кровавой луже поскользнусь, -
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.

Доконает голод или злоба,
Но судьбы не изберу иной:
Умирать, так умирать с тобой
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!27

И самое страшное в их жизни – не нищета, не потеря титулов и поместий (если таковые вообще были), не отсутствие места, где голову преклонить, не смерть на чужбине, а мысль, мысль убивающая, беспросветная: – Погибла Россия! - и сдавленное рыдание глухое в горле, и слёзы кровавые…
Тяжко, тяжко даётся русским двадцатое столетие!

…И спросят избранники, русские люди,
У всех обвиняемых русских людей,
За что умертвили они в самосуде
Цвет яркой культуры отчизны своей…
(Игорь Северянин. Народный суд)

Повернулось со зловещим скрипом и закрутилось, набирая обороты, подминая под себя людей, красное колесо революций. И Ленин лезет на броневик – или на танк? – и заключает позорный Брестский мир, и лёгкой рукой раздаёт российские уделы – берите себе суверенитета сколько хотите! – и разваливает культуру, и разваливает Россию…

…Распродали на улицах: не надо ль
Кому земли, республик да свобод,
Гражданских прав? И родину народ
Сам выволок на гноище, как падаль…
(М. Волошин. Мир. 1917 год)

И пьяные толпы, и брат идёт на брата, и полыхают пожары в разных концах павшей Империи, и дьявол - не интеллигентный булгаковский Воланд, который суть лишь оборотная сторона добра, - а страшный, яростный, безумный дьявол-отщепенец с пьяной харей – правит свой сатанинский бал… Яду мне, яду!

Отравленный ветер гудит и дурит
Которые сутки подряд.

Что рукописи не горят!
А мы утешаем своих Маргарит,
Что - просто – земля под ногами горит,
Горят и дымятся болота –
И это не наша забота…
А наше окно на втором этаже,
А наша судьба на виду…
И это всё было когда-то уже,
В таком же кромешном году!
Вот так же, за чаем сидела семья,
Вот так же дымилась и тлела земля…
И даже для данной эпохи –
Дела наши здорово плохи!
А что до пожаров – гаси не гаси,
Кляни окаянное лето –
Уж если пошло полыхать на Руси,
То даром не кончится это!28

Образ дома – попытка сохранить оазис спокойствия, здравого рассудка, культуры, нормальной жизни. Триединство – дом внутри человека, дом Турбиных, дом – Россия. Всё окружено враждебным, сошедшим с ума миром. Стены дома – сопротивление злу. «Рухнут стены, улетит встревоженный сокол с белой рукавицы»… А им придётся мучиться и умирать.
«Дворянство среднего достатка, как правило, больше всего интересовалось культурой – литературой, театром, живописью, музыкой, историей, политическими и общественными теориями. Именно они составляли аудиторию для русского романа и поэзии, подписывались на периодическую печать, заполняли театры и поступали в университеты. Русская культура в значительной степени есть произведение этого класса – примерно 18500 семей, из чьих родов вышли таланты и дарования, а так же аудитория для восприятия блестящих достижений «золотого века» русской культуры».29
«Семья Булгакова была хорошо известна в Киеве – огромная, разветвлённая, насквозь интеллигентная семья.
…Такие семьи с большими культурными и трудовыми традициями были украшением провинциальной жизни, своего рода очагами передовой мысли».30
«Это поколение людей, родившихся между 1890 и 1900 годами, было почти полностью уничтожено войной, революцией, эмиграцией, лагерями и террором 30-х годов»…31
…Другие из рядов военных,
Дворянских разорённых гнёзд,
Где проводили на погост
Отцов и братьев убиенных…32
«Корявый мужичонков гнев», поднятая толстовская «дубина народной войны» в литературно-философской трактовке Булгакова рассматривается как символ стихийного бедствия, разрушительного сотрясения, бури – не очищающей, как в художественно-философской концепции многих русских писателей, но сокрушающей, после которой основной задачей станет не построение чего-то нового-прекрасного, а тяжкое, мучительное восстановление накопленного веками и издержанного в миг духовного достояния. У Пушкина – «русский бунт, бессмысленный и беспощадный»; у Булгакова тот же бунт запечатлён в своём апогее, когда он уже не бунт, которому можно сопротивляться, который возможно подавить; он – стихия, необузданный бушующий океан в наивысшей точке разгула сил, неподвластных человеку. Сопротивление ему изначально безнадёжно, пока он сам, исчерпав отведённые ему силы и сроки, не отхлынет, обессиленный своей незрячей яростью, от истерзанных стен Града Человеческого, стекая меж нагромождённых камней заплутавшими потоками мутной воды в уготованное ему лоно, сам растерянный и обескураженный своим титаническим и самоубийственным буйством.
Волны захлёстывают городские стены. Рушатся бастионы Империй. Горек жребий попытавшихся укротить стихию, безумно и бездарно пытающихся заковать в кандалы бушующее море. Бегут сдавшиеся, и падают, пропадая в захлестнувших их волнах. Горек и жребий тех, кто хотел оседлать и направить роковую бурю. Навеки протянется за ними «цепочка лун и фонарей», неотделимо стоящих за спиной, в ожидании… Хаос и разрушение воцаряются в Городе. Капитанская дочка горит в печи. Саваном-снегом покрыт некогда «вертоград цветущий». Но в смерти и разрушении, «смертию смерть поправ», сокрушаемая и несокрушимая – Белая гвардия. Не брат на брата, но брат за брата. Не сокрушающие, но охраняющие. Оберегающие священное пламя очага в стенах своего Дома, своего духовного мира. Вот они, главные герои романа – устоявшие духом своим, не сдавшие своих внутренних позиций при всех давлениях внешних, при всех душевных метаниях. Устоявшие перед натиском стихий. «Никогда не убегайте крысьей побежкой на неизвестность от опасности…Сидите, читайте – ждите, когда за вами придут»…
И если придут… Что ж:
И услышал я голос с неба, говорящий мне: напиши: отныне блаженны мёртвые, умирающие в Господе;…они успокоятся от трудов своих, и дела их идут вслед за ними. Откровение Иоанна Богослова, глава четырнадцатая, стих тринадцатый…
Не о белых, не о красных, – о прекрасных! О людях, которые даже во времена мировых катаклизмов, вселенских пожаров и государственных катастроф сохраняют своё человеческое достоинство, честь, «сраму не имут». О людях, хранящих в очаге своей души прометеево пламя культуры, разума, цивилизации, - от кровавого дождя, от ледяного ветра, от инфернальной глупости, от безумия вандализма. О людях, сберегающих жизнь и честь человечества, своих близких, свой дом, свою отчину, своё Отечество, закрывающих собой, как Най-Турс, молодую поросль, среди которой – они верят – взойдут новые хранители человеческого…
А рукописи – они не горят. Пока есть люди, телом своим закрывающие их от огня.

__________________
Сноски:

1 Галич А.А. Песня про синюю птицу.// Студенческий меридиан. - 1988.-№12.-с.50.
2 Симонов К.М. Собрание сочинений. В 10-ти т. Т. 1.- М.: Худож. лит., 1979.- с. 229.
3 Савинков Б. Конь вороной./Юность.-1989.-№3.-с.51.
4 Газданов Гайто. Вечер у Клэр./Юность.-1990.-№10.-с.37.
5 Привалов К. Шли дроздовцы твёрдым шагом./Юность.-1990.-№10-с.83.
6 Булгаков М.А. Собр. Соч. в 5-ти т.5.-М.: Худож. лит.,1990.-с.444.
7 Смелянский А. Драмы и театр Михаила Булгакова.// Булгаков М.А. Собр. соч. в 5-ти т. - М.: Худож. лит.- 1990.-с.583.
8 Новиков Василий. М.А. Булгаков-драматург// Михаил Булгаков. Пьесы. - М.: Советский писатель, 1987.-сс.6-10.
9 Сидоров Евгений. М.А. Булгаков./ Булгаков М.А. Избранное. – М.: Художественная литература. – 1982 г. – с. 4 –5.
10 Гумилёв Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. ПСС. Т.3.-М.: Институт ДИ-ДИК, 1998.-с.204.
11 Галинская И.Л. Загадки известных книг. - М.: Наука,1986.-с.117,с.65.
12 Бурмистров А.С. К биографии М.А. Булгакова (1891 – 1916).//Контекст 1978.-М.: 1978.-с.259.
13 Яновская Л. Творческий путь Михаила Булгакова.-М.: 1983.-с.10.
14 Лощиц Ю.М. Сковорода.- М.: Молодая гвардия.-1972.-сс.197-198,203.
15 Флоренский Павел. У окна.//Русский рубеж. – М.: Худож. лит., 1991.-с.19.
16 Чернова А. Опыт пластической характеристики персонажей у Шекспира. –М.: Искусство, 1987.//Наука и жизнь №4, 1988.-с. 95.
17 Сапрыков В. Над Россией флаг России.//Наука и жизнь, №2, 1992.-с.68.
18 Извлечение из поздних тантрийских текстов. Даются в кн.: Conze. Buddhist Scriptures Middlesex. Penguin Books, 1960, p. 230-231.
19 Мандельштам О.Э. Сочинения. В 2-х т. Т. 1.-М.: Худож.лит..,1990.-с.298.
20 Чуковский К.И. Дневник. /Новый мир, №7, 1990. - с. 176.
21 Мень А.В. История религии: В поисках Пути, Истины и Жизни. Собр. соч. в 7-ми тт. - М.: СП Слово, 1991.- Т. 1. с. 87.
22 Виленский Юрий, к. м. н. Медицинские истины Михаила Булгакова// Здоровье №9. - 1990г.
23 Типология стилевого развития XIX в. -М.:Наука.-1977г.-с.104.
24 Пикуль В.С. Собрание сочинений в 21 т. Т.4. – М.: Новатор, 1996. – с.119.
25 Данилов А.А., Косулина Л.Г. История России, 20 век. – М.: Просвещение, 1995, с. 113.
26 Савинков Б. Конь вороной.// Юность. - 1989.-№3-с.48.
27 Волошин М. А. Стихотворения. Статьи. Воспоминания современников. – М.: Правда, 1991.
28 Галич А.А. Занялись пожары.//Студенч. меридиан.-1988.-№12.-с.51.
29 История России. 1861 – 1917: Экспериментальное учебное пособие для средних школ/ Под общ. Ред. В. Шелохаева. - М.: Терра, 1996.-с.111.
30 Паустовский К.Г. Собр. соч. в 9-ти т. Т.5 - М.: Худож. лит. - 1982.- с.438.
31 Берберова Н.Н. Железная женщина: Документальный роман. - М.: Книжная палата, 1991. – с. 19.
32 Волошин М.А. Стихотворения, статьи, воспоминания современников. – М.: Правда, 1991.- 164 – 165.

Библиография

1. Библия. Книги священного писания Ветхого и Нового завета. Синодальное издание.
2. Булгаков М. А. Собрание сочинений. В 5-ти т. – М.: Худож. лит.,1990.
3. Булгаков М. А. Пьесы. – М.: Советский писатель, 1987.
4. Булгаковой Елены дневник. – М.: Кн. Палата, 1990.
5. Белозерская-Булгакова. Л. Е. Воспоминания. – М.: Худож. лит., 1990.
6. Галинская И. Л. Шифры Михаила Булгакова./ Загадки известных книг. – М.: Наука, 1986.
7. Волошин М. А. Стихотворения, статьи, воспоминания современников. – М.: Правда, 1991.
8. Мень А.В. История религии: В поисках Пути, Истины и Жизни. Собр. соч. в 7-ми тт. - М.: СП Слово, 1991.
9. Мягков Б. Москва. По следам булгаковских героев. //Дружба, 1986, №4.
10. Яновская Л. Творческий путь Михаила Булгакова. М. Советский писатель, 1983, с.36.
11. Лощиц Ю. М. Сковорода. - М.: Молодая гвардия, 1972.
12. Подгаецкая И. Ю. Соотношение «народного» и «национального» в поэтическом стиле.// Теория литературных стилей. Типология стилевого развития XIX века. – М.: Наука, 1977.
13. Сковорода Г.С. Сочинения. - Мн.: Современный литератор, 1999.
14. Тимофеев Л. И. Теория литературы. – М.: ГУПИ МП РСФСР, 1948.