Статья добролюбова о грозе краткое содержание

МБОУ «Средняя общеобразовательная школа № 28»

Урок литературы в 10 классе на тему:

«Луч света в тёмном царстве»

Подготовлен Баклан Светланой Леонидовной,

Учителем русского языка и литературы

г. Нижнекамск 2015 год

Николай Александрович Добролюбов

«Луч света в тёмном царстве»

Цели:

Познакомить с жизнью и творческой деятельностью Н.А. Добролюбова.

Выяснить и понять точку зрения критика на драму Островского «Гроза».

Развивать умение работать с критической статьёй.

Оборудование:

Презентация о жизни и творчестве Н.А. Добролюбова, статья «Луч света в тёмном царстве»

Мерою достоинства писателя или

Отдельного произведения мы

Принимаем то, насколько служат они

Выражением естественных стремлений

Известного времени и народа

Н.А. Добролюбов

Николай Александрович Добролюбов – типичный разночинец, сын небогатого нижегородского священника, учился в духовном училище и в семинарии. Но своим образованием Добролюбов, по словам Чернышевского, обязан, прежде всего, самому себе. Сохранились составленные Добролюбовым списки книг, прочитанных за годы учения в семинарии. Это перечень названий и краткие отзывы о прочитанном. Только за один 1849 год 13-летний мальчик прочёл 411 книг: произведения Фонвизина, Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Белинского, Герцена, Некрасова, Тургенева, труды исторические, философские, политические, естественно-научные. С 13 лет он начал писать стихи, а несколько позднее – рассказы и повести.

Сам он так вспоминал о своих детских и юношеских годах: «Всё, что я видел, всё, что я слышал, развило во мне тяжёлое чувство недовольства, в душе моей рано начал шевелиться вопрос: да отчего же все так страдают, и неужели нет средства помочь этому горю, которое, кажется, всех одолело?»

В 17 лет поехал Добролюбов в Петербург для поступления в Духовную академию, но решился нарушить волю отца и поступил в педагогический институт на словесное отделение. Институт, который представлялся Добролюбову храмом науки, оказался похожим на нижегородскую семинарию. Правительство стремилось воспитать будущих педагогов в «страхе божием и повиновении начальству».

Непримиримую борьбу с институтскими порядками Добролюбов начал ещё на первом курсе и сразу встал во главе кружка передовых студентов, который называли «добролюбовской партией».

Судьба не щадила Добролюбова. В начале 1854 года умерла его мать, а через полгода – отец. Добролюбов остался главой и кормильцем огромной семьи: на его руках было двое братьев и пять сестёр. Недоедая, недосыпая, юноша бегал по урокам и каждый заработанный рубль посылал домой. Но он не прекращал своей борьбы против системы слежки, муштры и угодничества, которую насаждало институтское начальство, хотя был уже зачислен в разряд « политически неблагонадёжных» и ему грозило по меньшей мере исключение из института.

Всё теснее сплачивался кружок единомышленников Добролюбова. В этом кружке изучали произведения Белинского и Герцена, внимательно следили за выступлениями молодого критика Чернышевского, переписывали запрещённые царской цензурой статьи. Здесь читали «Полярную звезду», «Колокол», «Современник». Члены кружка широко распространяли среди студентов института, университета и других учебных заведений Петербурга добролюбовские стихи, прокламации, письма, проникнутые ненавистью к самодержавию и крепостничеству. Уже тогда Добролюбов призывал к крестьянской революции, видя в ней единственно возможный путь освобождения народа.

В юношески незрелых, но горячих стихах он писал:

Вставай же, Русь, на подвиг славы –

Борьба велика и свята!..

Возьми своё святое право

У подлых рыцарей кнута…

Молодой поэт предсказывал, что настанет иное время:

Тогда республикою стройной,

В величье благородных чувств,

Могучий, славный и спокойный,

В красе познаний и искусств,

Глазам Европы изумлённой

Предстанет русский исполин,

И на Руси освобождённой

Явится русский гражданин…

Добролюбов прекрасно понимал, на что он решился, посвящая свою жизнь «великому делу переворота». «Говорят, что мой путь смелой правды приведёт меня когда-нибудь к погибели, - это очень может быть; но я сумею погибнуть недаром. Следовательно, и в самой последней крайности будет со мной моё всегдашнее неотъемлемое утешение – что я трудился и жил не без пользы».

В 1856 году Добролюбов познакомился с Некрасовым и Чернышевским и стал сотрудничать в журнале «Современник». Между Чернышевским и Добролюбовым с каждым днём крепла дружба. Вскоре после окончания института Добролюбов стал вместе с Чернышевским и Некрасовым во главе журнала «Современник». Литературно-критическая работа и политическая борьба были для Добролюбова связаны неразрывно. Он, как и его учителя и соратники, главным достоинством искусства считал жизненную правду.

На страницах «Современника» одна за другой появляются знаменитые статьи Добролюбова о крупнейших писателях того времени – Гончарове, Тургеневе, Островском: «Что такое обломовщина?»,

«Тёмное царство»,

«Когда же придёт настоящий день?»,

«Луч света в тёмном царстве» и другие.

В своих взглядах на искусство Добролюбов – последователь Белинского и Чернышевского. Поразительно рано, в 20-летнем возрасте, Добролюбов уже стал вполне оригинальным учёным и писателем. Мысли Добролюбова о литературе как искусстве слова сохраняют не только исторический интерес, но и практическое значение в наше время.

Добролюбов учил пользоваться книгой как увеличительным стеклом, позволяющим проникнуть в суть жизненных явлений. Критик не только помогал увидеть и глубоко понять то, что есть в книге, - он вёл читателя дальше, к тем выводам, которые подсказывала книга, если читать её глазами революционера-демократа. Этих выводов иногда не мог видеть по тем или иным причинам сам автор книги, но их видел критик, владеющий революционной логикой.

Душевное напряжение, изнуряющая борьба с цензурой, постоянное мучительное сознание невыносимо тяжёлого положения Родины – всё это быстро разрушало здоровье Добролюбова. Летом 1860 года Добролюбов, по настойчивому требованию Чернышевского и Некрасова, уехал лечиться за границу. Но облегчения не наступало: быстро развивался туберкулёз. Но и за границей Добролюбов ни на минуту не мог забыть о России.

Осенью 1861 года Добролюбов безнадёжно больным вернулся в Россию. Посылая Чернышевскому очередную статью, он сообщал: « Я кончил статью кое-как: у меня хлынула кровь горлом…» Но он продолжал работать. Он спешил, зная, что времени остаётся совсем мало.

Незадолго до смерти Добролюбов написал последнее своё стихотворение, обращённое ко всем друзьям, сподвижникам, ученикам:

Милый друг, я умираю

Оттого, что был я честен;

Но зато родному краю,

Верно, буду я известен.

Милый друг, я умираю,

Но спокоен я душою…

И тебя благословляю:

Шествуй тою же стезёю.

Добролюбов умер в 25-летнем возрасте, но его значение для русской литературы велико, и в первую очередь, это его работа в области литературной критики.

Великий русский поэт Н.А. Некрасов написал прекрасное стихотворение «Памяти Добролюбова» , позволяющее увидеть и понять нам, что это был за человек.

«Гроза», написанная Островским в 1859 году, в период громадного общественного подъёма перед крестьянской реформой, вызвала много споров во всех литературных кругах.

В этой пьесе Островский поставил один из актуальных вопросов своего времени – освобождение женщины от семейного рабства, её раскрепощение, но не все это видели.

Один московский критик заявил , что драма должна представлять нам героя, проникнутого высокими идеями. Героиня «Грозы», напротив, вся проникнута мистицизмом, то есть верой в сверхъестественные силы, не годится для драмы, значит, «Гроза» имеет значение сатиры, да и то неважной.

Другой критик замечает, что по его соображениям, Островский в «Грозе» вывел на смех Катерину, желая в её лице опозорить русский мистицизм.

Третьи критики считали, что «Гроза» - оскорбление искусства и ничего больше. Катерина, по выражению Павлова , «женщина безнравственная, бесстыжая, выбежавшая ночью к любовнику, как только муж уехал из дому. Язык, каким говорят действующие лица, превосходит всякое терпение благовоспитанного человека». Павлов считал «Грозу» не драмой, а «балаганным представлением».

И только Добролюбов смог по достоинству оценить творение драматурга. В 1860 году в журнале «Современник» была напечатана статья «Луч света в тёмном царстве». Она отражала взгляды передовых литераторов 60-х годов. Добролюбов писал, что автор не должен искать действительность. Этого достиг Островский в пьесе «Гроза». (Обратить внимание на эпиграф урока). Правда – необходимое условие литературного произведения. Именно со статьи Добролюбова сложилась в русской литературе прочная традиция понимания Катерины как героической личности.

Прежде чем мы приступим с вами к работе со статьёй Добролюбова «Луч света в тёмном царстве», я хочу заострить ваше внимание вот на чём.

Нельзя в наше время считать мнение Добролюбова, изложенное в его статье, непреложным. Не забывайте, что «Гроза» написана в 1859 году, накануне крестьянской реформы, в то время, когда устои крепостничества рушились. Поэтому Добролюбов и пишет о социальном конфликте (столкновении «тёмного царства» и Катерины), как основной причине, толкнувшей Катерину на самоубийство. На современном же этапе развития литературы мы рассматриваем не только внешние, но и внутренние причины, побудившие Катерину к самоубийству. Останавливаться на этом мы не будем сегодня, так как об этом мы говорили подробно на прошлом уроке, а вот как вы усвоили это, я пойму из ваших сочинений.

А сейчас напомните, что такое конспект (краткое сжатое изложение или запись чего-либо).

На доске написаны вопросы, ответы на которые вы найдёте в статье Добролюбова «Луч света в тёмном царстве» и кратко запишите их себе в тетрадь. Не забывайте, что эта работа на оценку.

Вопросы на доске:

1. Почему Добролюбов называет «Грозу» самым решительным произведением Островского?

2. Как представлено «тёмное царство» в «Грозе»?

3. Что говорит Добролюбов о формировании характера Катерины?

4. Почему критик называет Катерину «лучом света в тёмном царстве»?

5. В чём значение образа Катерины?

Домашнее задание:

1. Закончить конспект статьи Добролюбова и подготовить тетради для проверки

2. Выучить наизусть один из предложенных отрывков из «Грозы»:

Монолог Кулигина «Жестокие нравы…» (действие 1, явление 3)

Монолог Катерины «Отчего люди не летают?..» (действие 1, явление 7)

Самостоятельно выбранный (по желанию)

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

____________________

* Утилитарный (с лат.) – прикладной, узкопрактический.

Но, как мы уже сказали, естественные стремления человека и здравые, простые понятия о вещах бывают иногда искажены во многих. Вследствие неправильного развития часто людям представляется совершенно нормальным и естественным то, что в сущности составляет нелепейшее насилие природы. С течением времени человечество все более и более освобождается от искусственных искажений и приближается к естественным требованиям и воззрениям: мы уже не видим таинственных сил в каждом лесе и озере, в громе и молнии, в солнце и звездах; мы уже не имеем в образованных странах каст и париев*; мы не перемешиваем отношений двух полов, подобно народам Востока; мы не признаем класса рабов существенной принадлежностью государства, как было у греков и римлян; мы отрицаемся от инквизиционных** начал, господствовавших в средневековой Европе. Если все это еще и встречается ныне по местам, то не иначе, как в виде исключения; общее же положение изменилось к лучшему. Но все-таки и теперь еще люди далеко не пришли к ясному сознанию всех естественных потребностей и даже не могут согласиться в том, что для человека естественно, что нет. Общую формулу – что человеку естественно стремиться к лучшему – все принимают; но разногласия возникают из-за того, что же должно считать благом для человечества. Мы полагаем, например, что благо в труде, и потому труд считаем естественным для человека; а «Экономический указатель»[*] уверяет, что людям естественно лениться, ибо благо состоит в пользовании капиталом. Мы думаем, что воровство есть искусственная форма приобретения, к которой человек иногда вынуждается крайностью; а Крылов говорит, что это есть естественное качество иных людей и что -

____________________

* Каста (от лат. caslus – чистый) – замкнутая общественная группа, обособленная происхождением и правовым положением своих членов; пария (с инд.) – у индусов человек низшего сословия, лишенный всяких прав.

** Инквизиция (с лат.) – следственный и карательный орган католической церкви, жестоко преследовавший любое проявление свободной мысли в передовых кругах общества.

Вору дай хоть миллион,
Он воровать не перестанет[*].

А между тем Крылов знаменитый баснописец, а «Экономический указатель» издается г.Вернадским, доктором и статским советником: мнениями их пренебрегать невозможно. Что тут делать, как решить? Нам кажется, что окончательного решения тут никто не может брать на себя; всякий может считать свое мнение самым справедливым, но решение в этом случае более, нежели когда-нибудь надо предоставить публике. Это дело до нее касается, и только во имя ее можем мы утверждать наши положения. Мы говорим обществу: «нам кажется, что вы вот к чему способны, вот что чувствуете, вот чем недовольны, вот чего желаете». Дело общества сказать нам, ошибаемся мы или нет. Тем более в таком случае, как разбор комедий Островского, мы прямо можем положиться на общий суд. Мы говорим: «вот что автор изобразил; вот что означают, по нашему мнению, воспроизведенные им образы; вот их происхождение, вот смысл; мы находим, что все это имеет живое отношение к вашей жизни и нравам и объясняет вот какие потребности, которых удовлетворение необходимо для вашего блага». Скажите, кому же иначе судить о справедливости наших слов, как не тому самому обществу, о котором идет речь и к которому она обращается? Его решение должно быть одинаково важно и окончательно – и для нас и для разбираемого автора.

Автор наш принимается публикою очень хорошо; значит, одна половина вопроса решается положительным образом: публика признает, что он верно понимает и изображает ее. Остается другой вопрос: верно ли мы понимаем Островского, приписывая его произведениям известный смысл? Некоторую надежду на благоприятный ответ подает нам, во-первых, то обстоятельство, что критики, противоположные нашему воззрению, не были особенно одобряемы публикой, и, во-вторых, то, что сам автор оказывается согласным с нами, так как в "Грозе" мы находим новое подтверждение многих из наших мыслей о таланте Островского и о значении его произведений. Впрочем, еще раз, – наши статьи и самые основания, на которых мы утверждаем свои суждения, у всех пред глазами. Кто не захочет согласиться с нами, тот, читая и поверяя наши статьи по своим наблюдениям, может прийти к собственному заключению. Мы и тем будем довольны.

Теперь, объяснившись относительно оснований нашей критики, просим читателей извинить нам длинноту этих объяснений. Их бы, конечно, можно было изложить на двух-трех страницах, но тогда бы этим страницам долго не пришлось увидеть света. Длиннота происходит оттого, что часто бесконечным перифразом объясняется то, что можно бы обозначить просто одним словом; но в том-то и беда, что эти слова, весьма обыкновенные в других европейских языках, русской статье дают обыкновенно такой вид, в котором она не может явиться пред публикой. И приходится поневоле перевертываться всячески с фразой, чтобы ввести как-нибудь читателя в сущность излагаемой мысли[*].

Но обратимся же к настоящему предмету нашему – к автору "Грозы".

x x x

Читатели «Современника» помнят, может быть, что мы поставили Островского очень высоко, находя, что он очень полно и многосторонне умел изобразить существенные стороны и требования русской жизни. Не говорим о тех авторах, которые брали частные явления, временные, внешние требования общества и изображали их с большим или меньшим успехом, как, например, требование правосудия, веротерпимости, здравой администрации, уничтожения откупов, отменения крепостного права и пр. Но те писатели, которые брали более внутреннюю сторону жизни, ограничивались очень тесным кругом и подмечали такие явления, которые далеко не имели общенародного значения. Таково, например, изображение в бесчисленном множестве повестей людей, ставших по развитию выше окружающей их среды, но лишенных энергии, воли и погибающих в бездействии. Повести эти имели значение, потому что ясно выражали собою негодность среды, мешающей хорошей деятельности, и хотя смутно сознаваемое требование энергического применения на деле начал, признаваемых нами за истину в теории. Смотря по различию талантов, и повести этого рода имели больше или меньше значения; но все они заключали в себе тот недостаток, что попадали лишь в небольшую (сравнительно) часть общества и не имели почти никакого отношения к большинству. Не говоря о массе народа, даже в средних слоях нашего общества мы видим гораздо больше людей, которым еще нужно приобретение и уяснение правильных понятий, нежели таких, которые с приобретенными идеями не знают, куда деваться. Поэтому значение указанных повестей и романов остается весьма специальным и чувствуется более для кружка известного сорта, нежели для большинства. Нельзя не согласиться, что дело Островского гораздо плодотворнее: он захватил такие общие стремления и потребности, которыми проникнуто все русское общество, которых голос слышится во всех явлениях нашей жизни, которых удовлетворение составляет необходимое условие нашего дальнейшего развития. Мы не станем теперь повторять того, о чем говорили подробно в наших первых статьях; но кстати заметим здесь странное недоумение, происшедшее относительно наших статей у одного из критиков «Грозы» – г.Аполлона Григорьева. Нужно заметить, что г.А.Григорьев один из восторженных почитателей таланта Островского; но – должно быть, от избытка восторга – ему никогда не удается высказать с некоторой ясностью, за что же именно он ценит Островского. Мы читали его статьи и никак не могли добиться толку. Между тем, разбирая «Грозу», г.Григорьев посвящает нам несколько страничек и обвиняет нас в том, что мы прицепили ярлычки к лицам комедий Островского, разделили все их на два разряда: самодуров и забитых личностей, и в развитии отношений между ними, обычных в купеческом быту, заключили все дело нашего комика. Высказав это обвинение, г.Григорьев восклицает, что нет, не в этом состоит особенность и заслуга Островского, а в народности. Но в чем же состоит народность, г.Григорьев не объясняет, и потому его реплика показалась нам очень забавною. Как будто мы не признавали народности у Островского! Да мы именно с нее и начали, ею продолжали и кончили. Мы искали, как и насколько произведения Островского служат выражением народной жизни, народных стремлений: что это, как не народность? Но мы не кричали про нее с восклицательными знаками через каждые две строки, а постарались определить ее содержание, чего г.Григорьеву не заблагорассудилось ни разу сделать. А если б он это попробовал, то, может быть, пришел бы к тем же результатам, которые осуждает у нас, и не стал бы попусту обвинять нас, будто мы заслугу Островского заключаем в верном изображении семейных отношений купцов, живущих по старине. Всякий, кто читал наши статьи, мог видеть, что мы вовсе не купцов только имели в виду, указывая на основные черты отношений, господствующих в нашем быте и так хорошо воспроизведенных в комедиях Островского. Современные стремления русской жизни, в самых обширных размерах, находят свое выражение в Островском, как комике, с отрицательной стороны. Рисуя нам в яркой картине ложные отношения, со всеми их последствиями, он чрез то самое служит отголоском стремлений, требующих лучшего устройства. Произвол, с одной стороны, и недостаток сознания прав своей личности, с другой, – вот основания, на которых держится все безобразие взаимных отношений, развиваемых в большей части комедий Островского; требования права, законности, уважения к человеку – вот что слышится каждому внимательному читателю из глубины этого безобразия. Что же, разве вы станете отрицать обширное значение этих требований в русской жизни? Разве вы не сознаете, что подобный фон комедий соответствует состоянию русского общества более, нежели какого бы то ни было другого в Европе? Возьмите историю, вспомните свою жизнь, оглянитесь вокруг себя, – вы везде найдете оправдание наших слов. Не место здесь пускаться нам в исторические изыскания; довольно заметить, что наша история до новейших времен не способствовала у нас развитию чувства законности (с чем и г.Пирогов согласен; зри Положение о наказаниях в Киевском округе)[*], не создавала прочных гарантий для личности и давала обширное поле произволу. Такого рода историческое развитие, разумеется, имело следствием упадок нравственности общественной: уважение к собственному достоинству потерялось, вера в право, а следовательно, и сознание долга – ослабли, произвол попирал право, под произвол подтачивалась хитрость. Некоторые писатели, лишенные чутья нормальных потребностей и сбитые с толку искусственными комбинациями, признавая известные факты нашей жизни, хотели их узаконить, прославить как норму жизни, а не как искажение естественных стремлений, произведенное неблагоприятным историческим развитием. Так, например, произвол хотели присвоить русскому человеку как особенное, естественное качество его природы – под названием «широты натуры»; плутовство и хитрость тоже хотели узаконить в русском народе под названием сметливости и лукавства. Некоторые критики хотели даже в Островском видеть певца широких русских натур; оттого-то и поднято было однажды такое беснование из-за Любима Торцова, выше которого ничего не находили у нашего автора. Но Островский, как человек с сильным талантом и, следовательно, с чутьем истины, с инстинктивною наклонностью к естественным, здравым требованиям, не мог поддаться искушению, и произвол, даже самый широкий, всегда выходил у него, сообразно действительности, произволом тяжелым, безобразным, беззаконным, – и в сущности пьесы всегда слышался протест против него. Он умел почувствовать, что такое значит подобная широта натуры, и заклеймил, ошельмовал ее несколькими типами и названием самодурства.

Но не он сочинил эти типы, так точно как не он выдумал и слово "самодур". То и другое взял он в своей жизни. Ясно, что жизнь, давшая материалы для таких комических положений, в какие ставятся часто самодуры Островского, жизнь, давшая им и приличное название, не поглощена уже вся их влиянием, а заключает в себе задатки более разумного, законного, правильного порядка дел. И действительно, после каждой пьесы Островского каждый чувствует внутри себя это сознание и, оглядываясь кругом себя, замечает то же в других. Следя пристальнее за этой мыслью, всматриваясь в нее дольше и глубже, замечаешь, что это стремление к новому, более естественному устройству отношений заключает в себе сущность всего, что мы называем прогрессом, составляет прямую задачу нашего развития, поглощает всю работу новых поколений. Куда вы ни оглянетесь, везде вы видите пробуждение личности, представление ею своих законных прав, протест против насилия и произвола, большею частию еще робкий, неопределенный, готовый спрятаться, но все-таки уже дающий заметить свое существование. Возьмите хоть законодательную и административную сторону, которая хотя в частных своих проявлениях всегда имеет много случайного, но в общем своем характере все-таки служит указателем положения народа. Особенно этот указатель верен тогда, когда законодательные меры запечатлены характером льгот, уступок и расширения прав. Меры обременительные, стесняющие народ в его правах, могут быть вызваны, вопреки требованию народной жизни, просто действием произвола, сообразно выгодам привилегированного меньшинства, которое пользуется стеснением других; но меры, которыми уменьшаются привилегии и расширяются общие права, не могут иметь свое начало ни в чем ином, как в прямых и неотступных требованиях народной жизни, неотразимо действующих на привилегированное меньшинство, даже вопреки его личным, непосредственным выгодам. Взгляните же, что у нас делается в этом отношении: крестьяне освобождаются, и сами помещики, утверждавшие прежде, что еще рано давать свободу мужику, теперь убеждаются и сознаются, что пора развязаться с этим вопросом, что он действительно созрел в народном сознании… А что же иное лежит в основании этого вопроса, как не уменьшение произвола и не возвышение прав человеческой личности? То же самое и во всех других реформах и улучшениях. В финансовых реформах, во всех этих комиссиях и комитетах, рассуждавших о банках, о податях и пр., что видело общественное мнение, чего от них надеялось, как не определения более правильной, отчетливой системы физического управления и, следовательно, введения законности вместо всякого произвола? Что заставило предоставить некоторые права гласности, которой прежде так боялись, – что, как не сознание силы того общего протеста против бесправия и произвола, который в течение многих лет сложился в общественном мнении и наконец не мог себя сдерживать? Что сказалось в полицейских и административных преобразованиях, в заботах о правосудии, в предположении гласного судопроизводства, в уменьшении строгостей к раскольникам, в самом уничтожении откупов?.. Мы не говорим о практическом значении всех этих мер, мы только утверждаем, что самая попытка приступить к ним доказывает сильное развитие той общей идеи, на которую мы указали: хотя бы все они рушились или остались безуспешными, это бы могло показать только – недостаточность или ложность средств, принятых для их исполнения, но не могло бы свидетельствовать против потребностей, их вызвавших. Существование этих требований так ясно, что даже в литературе нашей они выразились немедленно, как только оказалась фактическая возможность их проявления. Сказались они и в комедиях Островского с полнотою и силою, какую мы встречали у немногих авторов. Но не в одной только степени силы достоинства комедий его: для нас важно и то, что он нашел сущность общих требований жизни еще в то время, когда они были скрыты и высказывались весьма немногими и весьма слабо. Первая его пьеса появилась в 1847 году; известно, что с того времени до последних годов даже лучшие наши авторы почти потеряли след естественных стремлений народных и даже стали сомневаться в их существовании, а если иногда и чувствовали их веяние, то очень слабо, неопределенно, только в каких-нибудь частных случаях и, за немногими исключениями, почти никогда не умели найти для них истинного и приличного выражения. Общее положение отразилось, разумеется, отчасти и на Островском; оно, может быть, во многом объясняет ту долю неопределенности некоторых следующих его пьес, которая подала повод к таким нападкам на него в начале пятидесятых годов. Но теперь, внимательно соображая совокупность его произведений, мы находим, что чутье истинных потребностей и стремлений русской жизни никогда не оставляло его; оно иногда и не показывалось на первый взгляд, но всегда находилось в корне его произведений. Зато – кто хотел беспристрастно доискаться коренного их смысла, тот всегда мог найти, что дело в них представляется не с поверхности, а с самого корня. Эта черта удерживает произведения Островского на их высоте и теперь, когда уже все стараются выражать те же стремления, которые мы находим в его пьесах. Чтобы не распространяться об этом, заметим одно: требование права, уважение личности, протест против насилия и произвола вы находите во множестве наших литературных произведений последних лет; но в них большею частию дело не проведено жизненным, практическим образом, почувствована отвлеченная, философская сторона вопроса, и из нее все выведено, указывается право, а оставляется без внимания реальная возможность. У Островского не то у него вы находите не только нравственную, но и житейскую, экономическую сторону вопроса, а в этом-то и сущность дела. У него вы ясно видите, как самодурство опирается на толстой мошне, которую называют "божьим благословением", и как безответность людей перед ним определяется материальною от него зависимостью. Мало того, вы видите, как эта материальная сторона во всех житейских отношениях господствует над отвлеченною и как люди, лишенные материального обеспечения, мало ценят отвлеченные права и даже теряют ясное сознание о них. В самом деле – сытый человек может рассуждать хладнокровно и умно, следует ли ему есть такое-то кушанье, но голодный рвется к пище, где ни завидит ее и какова бы она ни была. Это явление, повторяющееся во всех сферах общественной жизни, хорошо замечено и понято Островским, и его пьесы яснее всяких рассуждении показывают внимательному читателю, как система бесправия и грубого, мелочного эгоизма, водворенная самодурством, прививается и к тем самым, которые от него страдают; как они, если мало-мальски сохраняют в себе остатки энергии, стараются употребить ее на приобретение возможности жить самостоятельно и уже не разбирают при этом ни средств, ни прав. Мы слишком подробно развивали эту тему в прежних статьях наших, чтобы опять к ней возвращаться; притом же мы, припомнивши стороны таланта Островского, которые повторились в "Грозе", как и в прежних его произведениях, должны все-таки сделать коротенький обзор самой пьесы и показать, как мы ее понимаем.

По-настоящему этого бы и не нужно; но критики, до сих пор написанные на "Грозу", показывают нам, что наши замечания не будут лишни.

Уже и в прежних пьесах Островского мы замечали, что это не комедии интриг и не комедии характеров собственно, а нечто новое, чему мы дали бы название "пьес жизни", если бы это не было слишком обширно и потому не совсем определенно. Мы хотим сказать, что у него на первом плане является всегда общая, не зависящая ни от кого из действующих лиц, обстановка жизни. Он не карает ни злодея, ни жертву; оба они жалки вам, нередко оба смешны, но не на них непосредственно обращается чувство, возбуждаемое в вас пьесою. Вы видите, что их положение господствует над ними, и вы вините их только в том, что они не выказывают достаточно энергии для того, чтобы выйти из этого положения. Сами самодуры, против которых естественно должно возмущаться ваше чувство, по внимательном рассмотрении оказываются более достойны сожаления, нежели вашей злости: они и добродетельны и даже умны по-своему, в пределах, предписанных им рутиною и поддерживаемых их положением; но положение это таково, что в нем невозможно полное, здоровое человеческое развитие. Мы видели это особенно в анализе характера Русакова.

Таким образом, борьба, требуемая теориею от драмы, совершается в пьесах Островского не в монологах действующих лиц, а в фактах, господствующих над ними. Часто сами персонажи комедии не имеют ясного или вовсе никакого сознания о смысле своего положения и своей борьбы; но зато борьба весьма отчетливо и сознательно совершается в душе зрителя, который невольно возмущается против положения, порождающего такие факты. И вот почему мы никак не решаемся считать ненужными и лишними те лица пьес Островского, которые не участвуют прямо в интриге. С нашей точки зрения, эти лица столько же необходимы для пьесы, как и главные: они показывают нам ту обстановку, в которой совершается действие, рисуют положение, которым определяется смысл деятельности главных персонажей пьесы. Чтобы хорошо узнать свойства жизни растения, надо изучить его на той почве, на которой оно растет; оторвавши от почвы, вы будете иметь форму растения, но не узнаете вполне его жизни. Точно так не узнаете вы жизни общества, если вы будете рассматривать ее только в непосредственных отношениях нескольких лиц, пришедших почему-нибудь в столкновение друг с другом: тут будет только деловая, официальная сторона жизни, между тем как нам нужна будничная ее обстановка. Посторонние, недеятельные участники жизненной драмы, по-видимому, занятые только своим делом каждый, – имеют часто одним своим существованием такое влияние на ход дела, что его ничем и отразить нельзя. Сколько горячих дней, сколько обширных планов, сколько восторженных порывов рушится при одном взгляде на равнодушную, прозаическую толпу, с презрительным индифферентизмом проходящую мимо нас! Сколько чистых и добрых чувств замирает в нас из боязни, чтобы не быть осмеянным и поруганным этой толпой! А с другой стороны, и сколько преступлений, сколько порывов произвола и насилия останавливается пред решением этой толпы, всегда как будто равнодушной и податливой, но в сущности весьма неуступчивой в том, что раз ею признано. Поэтому чрезвычайно важно для нас знать, каковы понятия этой толпы о добре и зле, что у ней считается за истину и что за ложь. Этим определяется наш взгляд на положение, в каком находятся главные лица пьесы, а следовательно, и степень нашего участия к ним.

В "Грозе" особенно видна необходимость так называемых "ненужных" лиц: без них мы не можем понять лица героини и легко можем исказить смысл всей пьесы, что и случилось с большею частию критиков. Может быть, нам скажут, что все-таки автор виноват, если его так легко не понять; но мы заметим на это, что автор пишет для публики, а публика если и не сразу овладеет вполне сущностью его пьес, то и не искажает их смысла. Что же касается до того, что некоторые подробности могли быть отделаны лучше, – мы за это не стоим. Без сомнения, могильщики в "Гамлете" более кстати и ближе связаны с ходом действия, нежели, например, полусумасшедшая барыня в "Грозе"; но мы ведь не толкуем, что наш автор – Шекспир, а только то, что его посторонние лица имеют резон своего появления и оказываются даже необходимыми для полноты пьесы, рассматриваемой как она есть, а не в смысле абсолютного совершенства.

"Гроза", как вы знаете, представляет нам идиллию "темного царства", которое мало-помалу освещает нам Островский своим талантом. Люди, которых вы здесь видите, живут в благословенных местах: город стоит на берегу Волги, весь в зелени; с крутых берегов видны далекие пространства, покрытые селеньями и нивами; летний благодатный день так и манит на берег, на воздух, под открытое небо, под этот ветерок, освежительно веющий с Волги… И жители, точно, гуляют иногда по бульвару над рекой, хотя уж и пригляделись к красотам волжских видов; вечером сидят на завалинках у ворот и занимаются благочестивыми разговорами; но больше проводят время у себя дома, занимаются хозяйством, кушают, спят, – спать ложатся очень рано, так что непривычному человеку трудно и выдержать такую сонную ночь, какую они задают себе. Но что же им делать, как не спать, когда они сыты? Их жизнь течет ровно и мирно, никакие интересы мира их не тревожат, потому что не доходят до них; царства могут рушиться, новые страны открываться, лицо земли может изменяться как ему угодно, мир может начать новую жизнь на новых началах, – обитатели города Калинова будут себе существовать по-прежнему в полнейшем неведении об остальном мире. Изредка забежит к ним неопределенный слух, что Наполеон с двадесятью язык опять подымается или что антихрист народился; но и это они принимают более как курьезную штуку, вроде вести о том, что есть страны, где все люди с песьими головами; покачают головой, выразят удивление к чудесам природы и пойдут себе закусить… Смолоду еще показывают некоторую любознательность, но пищи взять ей неоткуда: сведения заходят к ним, точно в древней Руси времен Даниила Паломника[*], только от странниц, да и тех уж нынче немного настоящих-то; приходится довольствоваться такими, которые "сами, по немощи своей, далеко не ходили, а слыхать много слыхали", как Феклуша в "Грозе". От них только и узнают жители Калинова о том, что на свете делается; иначе они думали бы, что весь свет таков же, как и их Калинов, и что иначе жить, чем они, совершенно невозможно. Но и сведения, сообщаемые Феклушами, таковы, что не способны внушить большого желания променять свою жизнь на иную. Феклуша принадлежит к партии патриотической и в высшей степени консервативной; ей хорошо среди благочестивых и наивных калиновцев: ее и почитают, и угощают, и снабжают всем нужным; она пресерьезно может уверять, что самые грешки ее происходят оттого, что она выше прочих смертных: "простых людей, – говорит, – каждого один враг смущает, а к нам, странным людям, к кому шесть, к кому двенадцать приставлено, вот и надо их всех побороть". И ей верят. Ясно, что простой инстинкт самосохранения должен заставить ее не сказать хорошего слова о том, что в других землях делается. И в самом деле, прислушайтесь к разговорам купечества, мещанства, мелкого чиновничества в уездной глуши, – сколько удивительных сведений о неверных и поганых царствах, сколько рассказов о тех временах, когда людей жгли и мучили, когда разбойники города грабили, и т.п., и как мало сведений о европейской жизни, о лучшем устройстве быта! Даже в так называемом образованном обществе, в объевропеившихся людях, на множество энтузиастов, восхищавшихся новыми парижскими улицами и мабилем, разве вы не найдете почти такое же множество солидных ценителей, которые запугивают своих слушателей тем, что нигде, кроме Австрии, во всей Европе порядка нет и никакой управы найти нельзя!.. Все это и ведет к тому, что Феклуша высказывает так положительно: "бла-алепие, милая, бла-алепие, красота дивная! Да что уж и говорить, – в обетованной земле живете!" Оно, несомненно, так и выходит, как сообразить, что в других-то землях делается. Послушайте-ка Феклушу:

Говорят, такие страны есть, милая девушка, где и царей-то нет

православных, а салтаны землей правят. В одной земле сидит на

троне салтан Махнут турецкий, а в другой – салтан Махнут

персидский; и суд творят они, милая девушка, над всеми людьми, и

что ни судят они, все неправильно. И не могут они, милая девушка,

ни одного дела рассудить праведно, – такой уж им предел положен. У

нас закон праведный, а у них, милая, неправедный, что по нашему

закону так выходит, а по ихнему все напротив. И все судьи у них, в

ихних странах, тоже все неправедные, так им, милая девушка, и в

просьбах пишут: "суди меня, судья неправедный!" А то есть еще

земля, где все люди с песьими головами.

Статья посвящена драме Островского “Гроза”. В начале ее Добролюбов пишет о том, что “Островский обладает глубоким пониманием русской жизни”. Далее он подвергает анализу статьи об Островском других критиков, пишет о том, что в них “отсутствует прямой взгляд на вещи”.

Затем Добролюбов сравнивает “Грозу” с драматическими канонами: “Предметом драмы непременно должно быть событие, где мы видим борьбу страсти и долга – с несчастными последствиями победы страсти или с счастливыми, когда побеждает долг”. Также в драме должно быть единство действия, и она должна быть написана высоким литературным языком. “Гроза” при этом “не удовлетворяет самой существенной цели драмы – внушить уважение к нравственному долгу и показать пагубные последствия увлечения страстью. Катерина, эта преступница, представляется нам в драме не только не в достаточно мрачном свете, но даже с сиянием мученичества. Она говорит так хорошо, страдает так жалобно, вокруг нее все так дурно, что вы вооружаетесь против ее притеснителей и, таким образом, в ее лице оправдываете порок. Следовательно, драма не выполняет своего высокого назначения. Все действие идет вяло и медленно, потому что загромождено сценами и лицами, совершенно ненужными. Наконец и язык, каким говорят действующие лица, превосходит всякое терпение благовоспитанного человека”.

Это сравнение с каноном Добролюбов проводит для того, чтобы показать, что подход к произведению с готовым представлением о том, что должно в нем быть показано, не дает истинного понимания. “Что подумать о человеке, который при виде хорошенькой женщины начинает вдруг резонировать, что у нее стан не таков, как у Венеры Милосской? Истина не в диалектических тонкостях, а в живой правде того, о чем рассуждаете. Нельзя сказать, чтоб люди были злы по природе, и потому нельзя принимать для литературных произведений принципов вроде того, что, например, порок всегда торжествует, а добродетель наказывается”.

“Литератору до сих пор предоставлена была небольшая роль в этом движении человечества к естественным началам”, – пишет Добролюбов, вслед за чем вспоминает Шекспира, который “подвинул общее сознание людей на несколько ступеней, на которые до него никто не поднимался”. Далее автор обращается к другим критическим статьям о “Грозе”, в частности, Аполлона Григорьева, который утверждает, что основная заслуга Островского – в его “народности”. “Но в чем же состоит народность, г. Григорьев не объясняет, и потому его реплика показалась нам очень забавною”.

Затем Добролюбов приходит к определению пьес Островского в целом как “пьес жизни”: “Мы хотим сказать, что у него на первом плане является всегда общая обстановка жизни. Он не карает ни злодея, ни жертву. Вы видите, что их положение господствует над ними, и вы вините их только в том, что они не выказывают достаточно энергии для того, чтобы выйти из этого положения. И вот почему мы никак не решаемся считать ненужными и лишними те лица пьес Островского, которые не участвуют прямо в интриге. С нашей точки зрения, эти лица столько же необходимы для пьесы, как и главные: они показывают нам ту обстановку, в которой совершается действие, рисуют положение, которым определяется смысл деятельности главных персонажей пьесы”.

В “Грозе” особенно видна необходимость “ненужных” лиц (второстепенных и эпизодических персонажей). Добролюбов анализирует реплики Феклуши, Глаши, Дикого, Кудряша, Кулигина и пр. Автор анализирует внутреннее состояние героев “темного царства”: “все как-то неспокойно, нехорошо им. Помимо их, не спросясь их, выросла другая жизнь, с другими началами, и хотя она еще и не видна хорошенько, но уже посылает нехорошие видения темному произволу самодуров. И Кабанова очень серьезно огорчается будущностью старых порядков, с которыми она век изжила. Она предвидит конец их, старается поддержать их значение, но уже чувствует, что нет к ним прежнего почтения и что при первой возможности их бросят”.

Затем автор пишет о том, что “Гроза” есть “самое решительное произведение Островского; взаимные отношения самодурства доведены в ней до самых трагических последствий; и при всем том большая часть читавших и видевших эту пьесу соглашается, что в “Грозе” есть даже что-то освежающее и ободряющее. Это “что-то” и есть, по нашему мнению, фон пьесы, указанный нами и обнаруживающий шаткость и близкий конец самодурства. Затем самый характер Катерины, рисующийся на этом фоне, тоже веет на нас новою жизнью, которая открывается нам в самой ее гибели”.

Далее Добролюбов анализирует образ Катерины, воспринимая его как “шаг вперед во всей нашей литературе”: “Русская жизнь дошла до того, что почувствовалась потребность в людях более деятельных и энергичных”. Образ Катерины “неуклонно верен чутью естественной правды и самоотвержен в том смысле, что ему лучше гибель, нежели жизнь при тех началах, которые ему противны. В этой цельности и гармонии характера заключается его сила. Вольный воздух и свет, вопреки всем предосторожностям погибающего самодурства, врываются в келью Катерины, она рвется к новой жизни, хотя бы пришлось умереть в этом порыве. Что ей смерть? Все равно – она не считает жизнью и то прозябание, которое выпало ей на долю в семье Кабановых”.

Автор подробно разбирает мотивы поступков Катерины: “Катерина вовсе не принадлежит к буйным характерам, недовольным, любящим разрушать. Напротив, это характер по преимуществу созидающий, любящий, идеальный. Вот почему она старается все облагородить в своем воображении. Чувство любви к человеку, потребность нежных наслаждений естественным образом открылись в молодой женщине”. Но это будет не Тихон Кабанов, который “слишком забит для того, чтобы понять природу эмоций Катерины: “Не разберу я тебя, Катя, – говорит он ей, – то от тебя слова не добьешься, не то что ласки, а то так сама лезешь”. Так обыкновенно испорченные натуры судят о натуре сильной и свежей”.

Добролюбов приходит к выводу, что в образе Катерины Островский воплотил великую народную идею: “в других творениях нашей литературы сильные характеры похожи на фонтанчики, зависящие от постороннего механизма. Катерина же как большая река: ровное дно, хорошее – она течет спокойно, камни большие встретились – она через них перескакивает, обрыв – льется каскадом, запружают ее – она бушует и прорывается в другом месте. Не потому бурлит она, чтобы воде вдруг захотелось пошуметь или рассердиться на препятствия, а просто потому, что это ей необходимо для выполнения ее естественных требований – для дальнейшего течения”.

Анализируя действия Катерины, автор пишет о том, что считает возможным побег Катерины и Бориса как наилучшее решение. Катерина готова бежать, но здесь выплывает еще одна проблема – материальная зависимость Бориса от его дяди Дикого. “Мы сказали выше несколько слов о Тихоне; Борис – такой же, в сущности, только образованный”.

В конце пьесы “нам отрадно видеть избавление Катерины – хоть через смерть, коли нельзя иначе. Жить в “темном царстве” хуже смерти. Тихон, бросаясь на труп жены, вытащенный из воды, кричит в самозабвении: “Хорошо тебе, Катя! А я-то зачем остался жить на свете да мучиться!” Этим восклицанием заканчивается пьеса, и нам кажется, что ничего нельзя было придумать сильнее и правдивее такого окончания. Слова Тихона заставляют зрителя подумать уже не о любовной интриге, а обо всей этой жизни, где живые завидуют умершим”.

В заключение Добролюбов обращается к читателям статьи: “Ежели наши читатели найдут, что русская жизнь и русская сила вызваны художником в “Грозе” на решительное дело, и если они почувствуют законность и важность этого дела, тогда мы довольны, что бы ни говорили наши ученые и литературные судьи”.

Вариант 2

В данной статье Добролюбов рассматривает драму Островского “Гроза”. По его мнению, Островский глубоко понимает русскую жизнь. Потом он разбирает статьи написанные другими критиками об Островском, не имеющие правильного взгляда на произведения.

Соответствует ли “Гроза” правилами драмы? В драме должно происходить явление, в ходе которого можно наблюдать борьбу обязательства и страсти. Автор драмы должен обладать хорошим литературным языком. Основная задача драмы – воздействовать на желание соблюдать моральные уставы и продемонстрировать разрушительные последствия сильной привязанности не присутствует в драме “Гроза”. Героиня этой драмы, Катерина, должна вызывать у читателя негативные чувства, такие как осуждение, вместо этого писатель представил ее так, что хочется отнестись к ней с жалостью, сочувствием. Поэтому читатель прощает ей все проступки. В драме много персонажей, без которых можно обойтись, чтоб сцены с ними не переполняли произведение. Также диалоги выполнены не литературным языком.

Добролюбов подробно остановился на анализе целей для того, чтобы обратить внимание читателя на понимание реальности. Зло не всегда побеждает, а добро не всегда наказуемо. Анализируя все пьесы Островского, Добролюбов рассказывает о том, что все действующие лица пьесы необходимы для понимания общей картины произведения, поэтому роль второстепенных персонажей также очевидна. По мнению литературного критика, Островский был непоколебим в создании это драмы. Благодаря контексту читатель ожидает скорый драматический финал самодурства.

Дальше разбирается образ Катерины. Стране уже необходимы более активные люди, поэтому Катерина открывает новую эпоху в литературных образах. Ее образ олицетворяет сильную натуру, она самоотверженна, готова к смерти, потому что ей мало просто существовать в семье Кабановых.

Катерине не характерно быть не довольной, уничтожать, она нежная, безупречная, любящая творить. Она буйствует, издает шум, лишь в случае, возникших на ее пути, препятствий. Возможно, решение убежать вместе с Борисом, это лучший выход из сложившейся ситуации. Единственный промах осуществления побега – Борис, хоть и грамотный молодой человек, но нуждается в материальной поддержке дяди.

Катерина избавляется от, выпавшего на ее судьбу, жалкого существования, утопая в реке. Это вызывает облегчения у читателя, согласно статье Добролюбова. Тихон Кабанов завидует кончине жены, что вызывает размышления о жизни, в которой смерть становится предметом зависти для живых.

Подводя итоги, Добролюбов подчеркивает значимость действий, который делают вызов русской жизни и русской силе.

(Пока оценок нет)

Другие сочинения:

1. Пьеса А. Н. Островского “Гроза”, написанная в середине ХIХ века, вот уже много десятилетий подряд не сходит с театральных подмостков всего мира. В чем же заключается успех этой драмы, описывающей жизнь в маленьком купеческом городке на Волге? Я думаю, в Read More ......
2. Отчего люди не летают? Я говорю, отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела. В драме А. Read More ......
3. Луч света в темном царстве Драма А. Н. Островского “Гроза” была опубликована в 1960 году, накануне революционной ситуации в России. В произведении отразились впечатления от путешествия писателя по Волге летом 1856 года. Но не какой-то определенный волжский город и не Read More ......
4. Пьеса А. Н. Островского “Гроза” и ее главная героиня – Катерина Кабанова – вызывала и до сих пор вызывает множество споров и дискуссий. Зачастую мнения критиков и литературоведов оказываются кардинально противоположными. Эту особенность мы можем наблюдать и в статьях двух Read More ......
5. Оценка характера Катерины Кабановой (героини пьесы “Гроза” А. Н. Островского) по статье Н. А. Добролюбова “Луч света в темном царстве” Н. А. Добролюбова “Луч света в темном царстве” (1860) посвящена драме А. Н. Островского “Гроза”. В центре внимания критика находится Read More ......
6. Конспект статьи Н. А. Добролюбова “ЛУЧ СВЕТА В ТЕМНОМ ЦАРСТВЕ” 1. Заслуга А. Н. Островского 2. Отличительные свойства характера Катерины 3. Оценка “темного царства” 4. Выводы, к которым приходит критик Островский обладает глубоким пониманием русской жизни и великим уменьем изображать Read More ......
7. Пьеса “Гроза” стала переломным моментом в творчестве А. Н. Островского. В ней писатель проанализировал реальное состояние того патриархального мира, который он с такой любовью и надеждой воспевал в предыдущих пьесах. Передовые современники Н. А. Островского, и прежде всего Н. А. Read More ......
8. В основу главного конфликта пьесы Островского “Гроза” положен извечный конфликт старого с новым, “века минувшего” с “веком нынешним”, “темного царства” со светлым началом. В произведении изображена затхлая атмосфера провинциального волжского городка Калинова с ее невежеством, грубостью, ханжеством, властью старших. “Жестокие Read More ......

Данная статья представляет собой критический анализ пьесы Островского «Гроза». Автор статьи Добролюбов дает обобщенное, не вызывающее никаких сомнений утверждение о том, что Островский как никто другой понимает русскую жизнь. Также критик анализирует статьи других авторов, отмечая в них отсутствие прямого взгляда на вещи.

Далее автор проводит сравнение «Грозы» с тем, насколько пьеса соответствует основным критериям драматического произведения. Добролюбов приходит к выводу о несовпадении главной идеи «Грозы» с целью драмы – продемонстрировать важность долга и его превосходство над земными страстями. Напротив, в лице главной героини происходит оправдание порока. Катерина, которая должна быть осуждена автором и читателями, выставляется в свете мученичества, вызывая жалость и сочувствие. Таким образом, драма не достигает изначально поставленной перед ней цели – победы долга над страстью. Кроме того, критик указывает на некоторую перегруженность пьесы ненужными подробностями и персонажами.

Добролюбов говорит о несоответствии драматическим канонам не с целью раскритиковать, а с целью подготовить читателя к тому, что для истинного понимания произведения подходить к его изучению нужно свободно, исключая стереотипные представления. В то же время нельзя подчинять художественные произведения идее торжества порока над добродетелью.

Далее критик обращается к примеру Шекспира, который сумел показать силу естественных начал, живущих в душе любого человека. Затем автор подвергает анализу критическую статью Аполлона Григорьева, где говорится, что «народность» есть главная заслуга Островского. Данную реплику критик воспринимает с иронией, ссылаясь на отсутствие аргументов.

Добролюбов называет работы Островского «пьесами жизни». На первое место, по мнению критика, автор всегда помещает общую картину жизни, быта. Островский не наказывает ни жертву, ни злодея. Они находятся во власти обстоятельств, и досаду у читателя вызывает лишь одна вещь – слабость героев, не позволяющая им из той ситуации, пленниками которой они оказались. Таким образом, критик приходит к выводу, что на первый взгляд ненужные персонажи являются отнюдь не лишними. Они выстраивают ту обстановку, в которой и происходят события пьесы, определяют мотивы поступков героев драмы.

Автор характеризует внутренне состояние героев как неспокойное, неприятное. Им не нравится, что в их «темном царстве» появился новый другой человек, совсем непохожий на них. Грядет конец самодурству, о чем решительно заявляет каждая строчка пьесы Островского. Многие из тех, кто ознакомился с произведением, отмечают то свежее, ободряющее чувство, которое она оставляет после прочтения или просмотра. По мнению Добролюбова, данный эффект достигается тем самым фоном, о котором шла речь выше. Вершиной этой новизны, ее чистым воплощением становится главная героиня драмы Катерина.

Образ Катерины автор статьи воспринимает как новый шаг в литературе, движение вперед. Данный персонаж олицетворяет силу, которая не дает ему смириться с обстоятельствами. Катерина скорее предпочтет смерть, нежели останется жить среди ненавистных ею людей, не имея свободы. Действия героини мотивируются отнюдь не буйным, дерзким характером. Наоборот, это человек априори любящий, созидающий, стремящийся к идеалу.

Добролюбов приходит к заключению, что Катерина есть олицетворение народной идеи: девушка подобно большой сильной реке с ровным дном и спокойным течением, которая бурлит не от того, что ей захотелось выплеснуть воды за пределы русла, а от того, что этого требуют обстоятельства, это необходимо для дальнейшего ее течения.

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Добролюбов - Луч света в тёмном царстве. Картинка к рассказу

Сейчас читают

• Краткое содержание Распутин Век живи - век люби

  Пятнадцатилетний Саня вдруг решил стать самостоятельным. Он был единственным ребенком в семье и родители не замечали, что он уже вырос и относились к нему как к маленькому.

• Краткое содержание Плаха Айтматова

  В заповеднике живут волки – Ташчайнар и Акбара. У них появились детеныши. Туда пришли охотники, чтобы пострелять сайгаков для выполнения мясного плана. Убили и волчат.

Анализ статьи Н.А.Добролюбова «Луч света в темном царстве»

Статья Добролюбова «Луч света в темном царстве» - один из первых отзывов на пьесу А.Н.Островского. Впервые опубликована в журнале «Современник» в №10 за 1860 год.

Это было время революционно-демократического подъема, яростного сопротивления самодержавной власти. Напряженное ожидание реформ. Надежда на социальные перемены.

Эпоха требовала решительного, цельного, сильного характера, способного подняться до протеста против насилия и произвола и идти в своем посте до конца. Такой характер Добролюбов увидел в Катерине.

Добролюбов назвал Катерину «лучом света в темном царстве», потому что она - светлая личность, яркое явление и в высшей степени положительное. Личность, не желающая быть жертвой «темного царства», способная на поступок. Всякое насилие возмущает ее и ведет к протесту.

Добролюбов приветствует творческое начало в характере героини.

Он считал, что истоки протеста как раз в гармоничности, простоте, благородстве, которые несовместимы с рабской моралью.

Драма Катерины, по мнению Добролюбова, в борьбе естественных, вытекающих из ее натуры стремлений к красоте, гармонии, счастью с предрассудками, моралью «темного царства».

Критик видит в драме «Гроза» что-то «освежающее, ободряющее». Обнаруживает шаткость и близкий конец самодурства. Характер Катерины веет новой жизнью, хотя открывается нам в самой ее гибели.

Островский был далек от мысли, что единственным выходом из «темного царства» может быть только решительный протест. «Лучом света» для Островского оставалось знание, образование.

Добролюбов же, как революционер-демократ, в период мощного революционного подъема искал в литературе факты, подтверждающие, что народные массы не хотят и не могут жить по-старому, что в них зреет протест против самодержавных порядков, что они готовы подняться на решительную борьбу за социальные преобразования. Добролюбов был убежден, что читатели, ознакомившись с пьесой, должны понять, что жить в «темном царстве» хуже смерти. Ясно, что таким образом Добролюбов заострил многие моменты пьесы Островского и сделал прямые революционные выводы. Но это объяснялось временем написания статьи.

Критическая манера Добролюбова плодотворна. Критик не столько судит, сколько изучает, исследует борьбу в душе героини, доказывая неизбежность победы света над тьмою. Такой подход соответствует духу драмы Островского.

Правоту Добролюбова подтвердил и суд истории. «Гроза» действительно явилась вестью о новом этапе русской народной жизни. Уже в движении революционеров - семидесятников немало было участниц, чей жизненный путь заставлял вспомнить о Катерине. Вера Засулич, Софья Перовская, Вера Фигнер... И они начинали с инстинктивного порыва к воле, рождeнного духотой семейной обстановки.

Любую критическую статью вряд ли надо считать истиной в последней инстанции. Критическая работа, даже самая многосторонняя - всe-таки односторонность. Самый гениальный критик не может сказать о произведении всего. Но лучшие, подобно художественным произведениям, становятся памятниками эпохи. Добролюбовская статья - одно из высших достижений русской критики XIX века. Она задаeт тенденцию в истолковании «Грозы» и поныне.

Наше время в истолкование драмы Островского вносит свои акценты.

Н. Добролюбов назвал город Калинов «тёмным царством», а Катерину – «лучом света» в нeм. Но можно ли с этим согласиться? Царство оказалось не таким уж и «тумным», как может показаться на первый взгляд. А луч? Резкий длинный свет, беспощадно всe высвечивающий, холодный, режущий, вызывающий желание закрыться.

Разве это Катерина? Вспомним как она молится…! Какая у нее на лице улыбка ангельская, а от лица - то будто светится.

Свет идeт изнутри. Нет, это не луч. Свеча. Трепетная, беззащитная. А от неe свет. Рассеивающийся, тeплый, живой свет. К нему потянулись - каждый за своим. От этого-то дыхания многих и погасла свеча.