«Чтоб вышло мне по

воле рока

И жизнь, и скорбь, и

смерть пророка»

Н.Огарев

Имя Александра Солженицына, долгое время, бывшее под запретом, наконец-то по праву заняло свое место в истории русской литературы. Стать живой памятью нации…. Вернуть людям, собранным в безликие массы, в толпы, в социальные множества, ощущение уникальности, неповторимости единичного человеческого лица. Очистить человеческое зрение от пыли, от сора всяких иллюзий, ложных представлений и сделать подлинно зрячей, не предписанной любовь каждого к родине. Как совершить это? Только великий сын России задумается над этим.

После издания «Архипелага ГУЛАГа» (а это произошло лишь в 1989 году) ни в русской, ни в мировой литературе не осталось произведений, которые бы представляли большую опасность для советского режима. Эта книга раскрывала всю сущность тоталитарного государства. Пелена лжи и самообмана, все еще застилавшая глаза многим нашим согражданам, спадала.

Эта книга оказала на меня большое эмоциональное воздействие с одной стороны, документальное свидетельство, с другой – искусство слова. В памяти запечатлелся чудовищный, фантастический образ жертв «строительства коммунизма» в России за годы советской-уже ничего не удивительно и не страшно.

Я восхищаюсь стойкостью и мужеством этого человека. Жизнь Солженицына оказалась нелегка. Александр Исаевич родился в декабре 1918 годав городе Кисловодске. Отец его происходил из крестьян, мать была дочерью пастуха, ставшего впоследствии зажиточным хуторянином. Еще в школе отрешился юный Александр от утопических обольщений и осознал себя как невольного свидетеля и вероятного летописца переломных событий революции, всего разлома в истории двадцатого века. После средней школы Солженицын заканчивает в Ростове – на – Дону физико-математический факультет университета и одновременно поступает на заочное отделение в Московский институт философии и литературы. Не успев закончить последних двух курсов, уходит на войну. С 1942 по 1945-й Солженицын командует батареей на фронте, награжден орденами и медалями. В феврале 45-го он был арестован из-за критики Сталина и осужден на восемь лет, из которых почти год был под следствием. Затем в Казахстан «навечно». Однако с февраля 1957 года последовала реабилитация. Работал школьным учителем в Рязани. После появления в 1962 году произведения «Один день из жизни Ивана Денисовича» Солженицын был принят в Союз писателей. На следующие работы он вынужден отдавать в «Самиздат» или печатать в Зарубежье. В 1969 году его исключили из Союза писателей. А в 1970 году удостоен Нобелевской премии. В связи с выходом в 1974 году первого тома «Архипелага ГУЛАГа» Солженицын был изгнан на Запад. До 1976 года писатель жил в Цюрихе, затем перебрался в штат Вермонт, природой напоминающий среднюю полосу России.

Первые опубликованные на Родине произведения автора, повесть «Один день Ивана Денисовича» (1962), рассказ «Матренин двор» (1963), появились на исходе хрущевской «оттепели», в преддверии периода застоя. В наследии великого писателя они, как и другие небольшие рассказы тех же 60-х годов: «Случай на станции Кочетовка» (1963), «Захар -Калита» (1966), «Крохотки» (1966), остаются самыми бесспорными, классикой. С одной стороны классикой «лагерной» прозы, а с другой – прозы «деревенской».

Мне лично очень-очень нравятся «Крохотки». Философия мира и человека в таком маленьком произведении. Это удивительно.

Чисто народные характеры показаны автором в рассказах «Матренин двор» и «Один день Ивана Денисовича» в образах старухи Матрены и заключенного Щ-854 Шухова. Понимание народного характера у Солженицына гораздо шире этих двух образов и включает в себя черты не только «простого человека», а и представителей других слоев общества. Но именно в этих образах истинный сын России показал то, на чем держится Русь. Хотя герои Солженицына пережили много обманов, разочарований в жизни – и Матрена, и Иван Денисович сохраняют удивительную цельность, силу и простоту характера. Своим существованием они как бы говорят, что Россия есть, есть надежда на возрождение.

Мне особенно хотелось бы обратить внимание на главную героиню рассказа «Матренин двор». Солженицын вносил и выстрадал этот образ-символ. В бескорыстии и кротости Матрены он усматривает долю праведности. Эта праведность идет из глубины ее души – она была «в ладах с совестью своей». Я восхищаюсь человечностью, высокой нравственностью этой женщины-труженицы, на таких земля держится.

Мир рассказов, повестей, романов Солженицына огромен и разнообразен. Его творчество притягивает правдивостью, болью за происходящее, прозорливостью. Он все время предупреждает нас: не теряйтесь в истории. Основной темой трудов Александра Исаевича является разоблачение тоталитарной системы, доказательство невозможности существования в ней человека.

Наш современник, возмутитель спокойствия в застойное лихолетье изгнанник с неслыханной мировой славой, один из «зубров» литературы русского зарубежья, Солженицын соединяет в своем личностном облике и творчестве многие тревожащие нас проблемы. На пороге двадцать первого векаон продолжал трудиться на благо отечества: писал статьи, встречалсяс людьми, вел переписку, выступал на телевидении. Его по праву можно назвать великим сыном России.

После знакомства с жизнью и творчеством А.И.Солженицына, я иначе стала смотреть на окружающую меня жизнь. Я думаю, что мечты могут и не сбыться, счастье – не состояться, успех – не прийти, но человек, уже родившийся, должен пройти свой путь, каким бы он ни был (удачным — неудачным), сохранив в себе и мужество, и человечность, и благородство, не убить то высокое, что заложено в нем самой природой.

Тема раскрыта полностью. Язык сочинения грамотен. Вступление и заключение соответствуют теме сочинения, логически связаны с основной частью. Использованы разные языковые средства. Умело высказана своя точка зрения. Автор сочинения сумел выделить и осмыслить основные вехи жизни, творчества и судьбы А.И.Солженицына.

Великий русский писатель Александр Исаевич Солженицын родился 11 декабря 1918 в Кисловодске. Его отец, Исаакий Семёнович , происходил из крестьян села Саблинского (ныне Ставропольский край). Офицер Первой Мировой войны , он погиб за полгода до появления на свет сына от несчастного случая на охоте. Мать Солженицына, Таисия Захаровна , была дочерью крупного землевладельца с Кубани, Захара Щербака, который в молодости начинал нищим батраком, работавшим за одну еду, а потом разбогател собственными трудами.

Новый секретарь ЦК по идеологии Демичев провёл личную беседу с Солженицыным, склоняя его стать лояльным советским писателем. Но КГБ обложило А. И. слежкой, установив прослушки у большинства его друзей. Вечером 11 сентября 1965 по материалам прослушиваний был сделан обыск у двух знакомых писателя – В. Теуша и И. Зильберберга. Чекисты захватили у них архив Солженицына – все его уже написанные произведения, кроме тщательно скрываемого «Архипелага». Из этих материалов кремлёвским вождям окончательно прояснилось то, что они уже давно подозревали: в своей критике советского строя писатель идёт гораздо дальше, чем можно было предполагать из «Ивана Денисовича» и «Матрёны» – он отрицает коммунизм целиком, а не отдельные его «недостатки».

Солженицын ждал ареста, но власти выбрали по отношению к нему иную тактику. Опасаясь бурной общественной реакции в СССР и на Западе, они решили не поднимать шума, а «удушить» писателя медленно и постепенно: окончательно пресечь ему возможность печататься на родине и развернуть кампанию клеветы. Наёмные лекторы стали рассказывать на партсобраниях, что Солженицын сидел в лагере по уголовному делу, а на войне был власовцем . Напечатанный «Новым миром» в январе 1966 почти «нейтральный» рассказ «Захар-Калита » стал последней легальной публикацией Солженицына в Советском Союзе до 1988 года. КГБ давал читать захваченные им «антикоммунистические» произведения А. И. виднейшим официальным литераторам, и те писали «возмущённые» рецензии на них в ЦК.

Зимы 1965-1966 и 1966-1967 Солженицын проработал в Эстонии над «Архипелагом». Он продолжал писать и начатую ранее повесть «Раковый корпус » о бывшем зэке, подвергшемся смертельной болезни. Первая часть «Корпуса» вскоре была предложена в «Новый мир». Твардовский вначале хотел публиковать её, но потом заявил, что выступать с такой вещью сейчас рискованно. Когда повесть отклонили и другие журналы, А. И. отдал её в Самиздат.

Общественность проявляла горячие симпатии к Солженицыну. Осенью 1966 его стали приглашать на выступления перед коллективами научных и культурных учреждений Москвы. Власти запрещали эти встречи, но две из них всё же удалось провести – в институтах Атомной энергии и Востоковедения. На обе собрались сотни слушателей, которые рукоплесканиями приветствовали чтение Александром Исаевичем самых «смелых» отрывков из «Корпуса» и «Круга». 16 ноября 1966 московские писатели, вопреки препонам сверху, устроили в Доме литераторов обсуждение «Ракового корпуса». Большинство выразило здесь полную поддержку автору повести.

В мае 1967 состоялся IV съезд Союза советских писателей. Солженицын обратился к нему с открытым письмом , где указывал, что на протяжении всей советской эпохи литература пребывала под гнётом ничего в ней не понимавших администраторов, и лучшие мастера пера подвергались суровым гонениям. Президиум съезда замолчал письмо, но около 100 писателей в особом обращении потребовали обсудить его – это было неслыханным для СССР событием!

Многие партийные бонзы требовали суровых репрессий против Солженицына, однако перед лицом широкого одобрения письма советской и зарубежной интеллигенцией власти побоялись вконец очернить себя. В июне и сентябре 1967 секретариат Союза писателей дважды приглашал Александра Исаевича к себе «на беседы». Солженицына убеждали решительно и публично «отмежеваться от буржуазной прессы», которая отказывала ему поддержку. Взамен обещали дать разрешение на публикацию «Ракового корпуса» и опровергнуть распространяемую клевету. Однако ни один из этих посулов не был исполнен. КГБ, напротив, прибег к новому «хитрому плану». В 1968 он через своих агентов Виктора Луи и словака Павла Личко передал «Корпус» для публикации в несколько западных издательств. Чекисты скрывали свою причастность к этой акции. После новых изданий на Западе они рассчитывали усилить яростную кампанию против «связей Солженицына с враждебной заграницей» и внушать всем, что он печатается там из-за денег. А. И. в ответ заявил, что никто из зарубежных издателей не получал от него права на публикацию «Ракового корпуса».

С конца апреля по начало июня 1968 Солженицын с женой и преданными помощницами Е. Воронянской и Е. Чуковской отпечатал на даче в Рождестве-на-Истье окончательную редакцию «Архипелага». Через неделю плёнка руками внука Леонида Андреева , Александра, была переправлена в Париж. Однако она попала в руки нечистоплотной внучки Андреева Ольги Карлайл, которая тянула с переводом книги на английский, желая правдами и неправдами присвоить себе копирайт на неё. В 1971 Солженицыну пришлось передать на Запад новую плёнку «ГУЛАГа».

Тайная история «Архипелага ГУЛАГ». Документальный фильм

11 декабря 1968 Александру Исаевичу исполнилось пятьдесят лет. В Рязань пришло более 500 поздравительных телеграмм и 200 писем со всей страны. В ответном письме верным друзьям юбиляр говорил: «Я обещаю… никогда не изменить истине. Моя единственная мечта – оказаться достойным надежд читающей России».

Н. Решетовская была не слишком довольна отказом мужа от сытой карьеры ласкаемого властями советского литературного мэтра. Её раздражало и то, что ради конспиративной работы над новыми книгами он подолгу отсутствует дома, «не живёт с семьёй». Детей у Решетовской и Солженицына не было. В августе 1968 Александр Исаевич познакомился с новой молодой помощницей – Натальей Дмитриевной Светловой . Очень целеустремлённая, энергичная и трудолюбивая, она помогла устроить самое крупное и безотказное хранение архивов писателя. Между нею и Солженицыным вскоре завязались любовные отношения.

С начала марта 1969 А. И. стал писать эпопею о революции 1917 – «Красное колесо », которую считал главной книгой своей жизни. Росла вероятность, что КГБ попытается его убить, и в сентябре 1969 Солженицына пригласила поселиться на своей даче в элитной Жуковке знаменитая музыкальная чета – Мстислав Ростропович и Галина Вишневская . В ноябре 1969 по настоянию властей Солженицын был исключён из Союза Писателей. В ответ он составил гневное обличительное письмо Секретариату СП. Протест против исключения выразили многие советские (Можаев, Бакланов, Трифонов, Окуджава, Войнович, Тендряков, Максимов, Копелев, Л. Чуковская) и западные литераторы.

В 1970 Солженицын был выдвинут за границей кандидатом на Нобелевскую премию по литературе как «величайший писатель современности, равный Достоевскому ». Кремль оказывал давление на правительства Франции и Швеции с целью не допустить присуждения премии Солженицыну, но 8 октября 1970 он был объявлен её лауреатом. Однако советская кампания угроз всё-таки оказалась небезуспешной. А. И. вначале хотел ехать за премией в Стокгольм, чтобы «грянуть» там пламенной речью против коммунизма. Но напуганные шведы настаивали: его визит должен пройти максимально тихо. Они предлагали Солженицыну по возможности избегать общения с прессой и ограничиться трёхминутной благодарностью во время нобелевского банкета, под стук ножей и вилок. Поездка в Стокгольм потеряла общественный смысл, и писатель от неё отказался.

Летом 1970 узналось, что у Натальи Светловой будет ребёнок от А. И. Не желая расставаться с мужем-нобелевским лауреатом, Решетовская 14 октября предприняла на даче Ростроповича демонстративную попытку самоубийства. Она напилась таблеток снотворного, но её откачали. В ночь на 30 декабря Наталья Дмитриевна родила сына, Ермолая Солженицына.

Зимой 1970-1971 Александр Исаевич окончил первый узел «Красного колеса» – роман «Август Четырнадцатого ». Он был переправлен в Париж, к Никите Струве, главе издательства «ИМКА-пресс», и в июне вышел там на русском языке. Эта написанная с русско-патриотических позиций книга вызвала не только новый истошный вой коммунистических прихвостней, но и оттолкнула от Солженицына западническую часть интеллигенции, в том числе ряд его недавних близких помощников.

Русские мыслители не считали свободу инстинктивным даром, но «продуктом духовного развития». Нравственное и государственное устройство Гегель в свое время ставил в зависимость от представлений народа о свободе духа - ограниченных или истинных. В работе «Смысл и назначение истории» (1929) Карл Яперс дал концепцию свободы как процесса, не знающего завершения. Он не мог не отметить, что народ не принимает свободы, которая всегда подвергается нападению и «всегда в опасности». Писатели, как и философы XX века, свободу связывают с нравственным выбором, неотделимым от сознания. Проблему нравственного выбора они рассматривают как экзистенциальную, как глубинную проблему для каждого человека, чтобы выжить (В. С. Библер).

Идея свободы и судьбы - одна из главных у Солженицына. Познание возможностей человека сопротивляться обстоятельствам составляет, как правило, главный узел его произведений. В неудачах сгущается воля, личность у Солженицына обычно рождается при ударах судьбы. Решение дипломата Володина («В круге первом») пойти наперекор событиям оборачивается вызовом государственной системе, вызовом судьбе. Сообщение американцам о готовящемся похищении деталей атомной бомбы круто повернуло жизнь. В споре с судьбой ощутил себя «утлым челночком», которого не просто тянуло под нос «тяжелого быстрого корабля», а «он сам шел на линкор торпедой». Свободный выбор связан с переменой жизненной установки, с его новым отношением к миру. «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» - сказано в Евангелии от Матфея (Мтф. 16, 26). У Володина был мир, полный благ. Но он отдал его за спасение своего лица, своей совести, своего назначения. Все блага жизни готов был швырнуть «в преисподнюю за одну только справедливость! Дожить до конца этой шайки и послушать ее жалкий лепет на суде!» Никогда у него не было «самого бесценного блага: свободы говорить, что думаешь».

Вначале нам не дано предугадать, кем же явится этот человек по отношению к кораблю-судьбе - утлым челноком или торпедой, подчинится ли он судьбе или встанет над ней. Ясно одно, свобода его выбора таит трагическую развязку. «Глухая громада задавит его - и никто на Земле никогда не узнает, как щуплый белотелый Иннокентий пытался спасти цивилизацию!» Это уже мысль заключенного, прочитавшего на бланке с отпечатками своих пальцев «космическую формулу: ХРАНИТЬ ВЕЧНО!»

Выбор Володина - и бросок «в пропасть быстрым подхватом чувств», и «плохо обдуманный» порыв, и решение, связанное с верностью самому себе. «Он не жалел, что звонил. Очевидно, так надо было». Он и свободен, и зависим одновременно. Его нравственный выбор обусловлен и жизненной установкой, и природой личности.

Два героя представлены в начале романа «В круге первом» - дипломат и заключенный, Володин и Рубин. Они не встречаются друг с другом, но именно заключенный становится «ловцом» дипломата. Работая в Марфинской шарашке со звукошифратором, Рубин ищет след Володина как государственного преступника. Ищейка и жертва связаны разнонаправленными целями. Внутренняя антиномия и становится формой их связи. По мысли Володина, планета погибнет, если атомная бомба будет у коммунистов. А Рубин признает необходимость ее для Революции.

Узлом, связавшим этих персонажей, становится спор между Сологдиным и Рубиным о человечестве, истории и революции. «Никак не мог бы сейчас представить Иннокентий Володин, что имеет влияние на его судьбу нудный изматывающий ночной спор двух арестантов», подтолкнувший решимость Рубина разыскать человека, звонившего в американское посольство, «принюхаться к следу этого анонима-негодяя».

Рубина «рвала вперед выучка пятилеток и сознание партийного долга». И в то же время он не мог не понимать, что сам уже болен, жена стареет, «и сидеть ему еще больше пяти лет, и с каждым годом все гнут и гнут революцию в болото аппаратчики проклятые». Руководствуясь идеологией, определившей его образ жизни, Рубин игнорирует свою природу. Его яркая индивидуальность шире исповедуемой им узкой коммунистической идеи. Когда он рассуждает о проблеме счастья в трагедии Гете «Фауст», когда он творит «суд» над князем Игорем, он обнаруживает высокий интеллект, широту мысли, понимание человеческой психологии. Но усвоенная с молодости освобожденческая идеология заставляет его бежать от себя, от своего истинного понимания вещей. Личностное в нем подавляется идеей коллективизма. Бытие как величайший дар приносится в жертву утопии. Вопреки очевидности существования расплеменившейся в стране «самодовольной непробиваемой породы», Рубин считает ее положительной силой, олицетворяющей диктатуру пролетариата. Главная цель его - «спасать - идею, спасать - знамя», служить передовому строю. Он хочет стать выше своей судьбы заключенного и отдает свой ум и способности служению существующей системе. Давно растеряв всякую личную удачу, Рубин жил жизнью человечества, «как своей семейной». Ему кажется, что, пренебрегая личностью, он служит истории.

Рубин в романе - фигура трагическая. Раньше других он совершил предательство, раньше других переступил тюремный порог. Работая в многотиражке Харьковского тракторного завода, по первому требованию «разоружиться перед партией» выдал двоюродного брата, когда-то поручавшего ему спрятать типографский шрифт. Он был орудием партии при коллективизации, когда разрывал ямы с зерном и не давал молоть муку и печь хлеб, хотя люди умирали с голоду. Только сейчас, в заключении, задумался он о своей вине. «Тюрьма тебе - за это! Болезни тебе - за это!» Многое выматывали бессонные ночи «из души печальной, ошибавшейся». Момент осознания своей вины становится моментом нравственного развития личности.

Противостояние в романе Рубина и Нержина - это диалог фанатика и скептика, революционера и подвижника. Этот тип интеллигента, стремящегося к «диктатуре во имя спасения народа», уже был охарактеризован в русской нравственной философии, видевшей «разъединяющее начало» в «героическом самоутверждении» (С. Н. Булгаков).

Природа фанатизма давно рассмотрена мыслителями. Гегель в «Философии религии» писал об иерархии целей и о том, что всякая сверхцель превращается в свою противоположность, в некую бесконечную цель, исключающую реализацию идеала. Стремление к сверхцели ведет к фанатизму, названному «страшным порождением XX века». «Именно фанатизм, - пишет С. Б. Крымский, - ослепленный верой в абсолютную приоритетную цель, способную оправдать любые жертвы и деяния, был фактором превращения нормальных людей в монстров тоталитаризма».

Лев Рубин, в своей ослепленности идеей не видящий очевидного, и назван «библейским фанатиком», оправдывающим все, что делается во имя социализма. История, по его мысли, требует жертв. Его оппонент Сологдин обнаруживает кровавую подоплеку современного фанатизма. Революция, по его мнению, - «тупой бунт черни», «истребление нации».

Потребность в истине является чертой духовной жизни героев Солженицына, краеугольным камнем их этических исканий. Они ищут нравственного оправдания своих поступков, они не могут обходиться без этической санкции. Для Рубина она - в партии, в социализме, для Нержина - в неприкосновенности личности, принадлежности к народу, для Сологдина - в христианстве и интеллектуальном мужестве. Авторское сознание сосуществует с духовными мирами героев.

В основе всех этических систем лежит антиномия добра и зла, их относительность или абсолютность. Официальная идеологическая позиция представлена в романе «В круге первом» лекцией обкомовского лектора по «Истории ВКП(б)» для служащих Марфинской шарашки. Лектор утверждал, что «только материя абсолютна, а все законы науки относительны. ...Абсолютных истин нет, всякая истина - относительна… Понятия добра и зла - относительны».

Заблудились в «нюансах» добра и зла Нержин и художник Кондрашёв-Иванов. В пейзажах последнего могучая природа - изувеченный дуб над бездной, закрученные ветви, грозовое небо без солнца. Стихия, по его мысли, соответствует национальному характеру, «самосжигателям», «стрельцам-бунтарям», «народовольцам», «декабристам». На упреки в шекспиризме в его картинах и слишком больших буквах над добром и злом художник гневно возражает, что впервые в XX веке проявилось злодейство, над которым надо поставить «пятиэтажные буквы, чтобы мигали, как маяки». «При Шекспире были телячьи забавы».

Эта мысль была развита Солженицыным и в «Архипелаге ГУЛАГ» в полемике с мировой литературой, давшей «образы густочерных злодеев - и Шекспир, и Шиллер, и Диккенс». С позиций современного восприятия они кажутся отчасти «балаганными», поскольку все злодеи «отлично осознают себя злодеями и душу свою - черной».

Во многих своих произведениях писатель касается природы зла. Глеб Нержин уверен, что нет на земле людей, которые хотят злого; может, люди думают, что делают добро, что правы, а получают зло - «сеяли рожь, а выросла лебеда» («В круге первом»). «Чтобы делать зло, человек должен прежде осознать его как добро или как осмысленное закономерное действие», - писал Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ».

Раздумья над толстовскими мыслями о добре и зле заставляют многих персонажей Солженицына углубиться в проблему. В эпизоде встречи Сани Лаженицына с Толстым на одной из аллей Ясной Поляны мысль великого писателя о служении добру как жизненной цели, о зле, порождаемом незнанием, но не человеческой натурой, вызвали сомнения юного мыслителя, но заставили задуматься («Август Четырнадцатого»).

Опыт каторги и мысли известных философов привели героев Солженицына к пониманию плохого как хорошего. Они не проходят мимо идей Гегеля, Гете, Канта, признававших необходимость зла. Кант усматривал его в природе человека. Шопенгауэр считал, что зло неразрывно с жизнью вообще. Ницше в зле и добре видел условия человеческого существования. Силу жизни он видел в злых. Считать добро законом - значит, по его мысли, отрицать насилие в природе, действие в ней разрушительных стихий. Увидев творческую силу в злых, он примирился с действительностью. Ницше считал себя больше обязанным болезни, чем здоровью, поскольку в ней он духовно окреп. Боль - освободитель духа. Страдания делают человека глубже. Зло нужно так же, как и добро, «рядом со злой совестью всегда росло знание» («Так говорил Заратустра»).

Лев Шестов писал о ницшеанских переживаниях Тургенева в старости, увидевшего ужас зла, но примирившегося с ним, нашедшего в зле добро. О «тоскливом шевелении души» Л. Толстого, жалевшего, что не узнал тюрьмы, говорилось не раз. По мысли Солженицына, «тюрьма была действительно нужна ему, как ливень засухе», поскольку «с какого-то мгновения этот гигант стал иссыхать». Сам Солженицын в 60-е годы писал о себе: «Страшно подумать, что б я стал за писатель (а стал бы), если б меня не посадили».

Для русских мыслителей начала века «зло есть трещина во «всеединстве», как писал Н. А. Бердяев в споре с С. Л. Франком. Подлинной основой внутреннего бытия они считали добро, видя в неустойчивости нашей свободы выбора путь ко злу. Преодоление зла С. Л. Франк видел в сознании виновности, в сознании ответственности за соучастие во зле.

Одной из проблем теории прогресса считалось совершенствование человечества. Гегель создал «учение о развитии духа к свободе», Фихте - о нравственном миропорядке, Кант - об автономности нравственной жизни, «о самозаконности воли в выборе добра или зла». С. Н. Булгаков, писавший об этом, свободное развитие личности считал идеалом общественного развития и основной темой классической философии.

Солженицыну оказалось близко это направление общественной мысли, представленное в его творчестве образами стоиков, подвижников, «рыцарей», созидателей с их высотой духа и превосходством над внешними обстоятельствами. Писатель сообщил новое дыхание забытой традиции европейской и русской культуры.

Рыцарство в творчестве Солженицына не классовая или сословная категория, а метафизическая. Рыцарство вечно, поскольку главные в нем ценности - честь и верность, и высокий дух. Илларион Герасимович, Дмитрий Сологдин, Кондрашёв-Иванов, П.А. Столыпин - «рыцари», жертвующие благами жизни ради высших ценностей. Идея рыцарства - одна из важных в этике Солженицына. Сила его героев - в духовных победах. Человек оказывается свободным в застенках и счастливым в бедности. Кондрашёв-Иванов уверен, что лагерь не должен сломить душевной силы человека, добро должно торжествовать, сильный благородный человек формирует жизнь, а не наоборот. «Фантастические представления» нестареющего идеалиста восхитили Нержина, хотя и не совпадали с его житейским опытом. Для Кондрашёва существует рыцарская санкция, связанная с Сущностью человека, с образом Совершенства, составляющим его «Я». По мысли художника, миру не хватает «рыцарей» («В круге первом»).

«Иконописный лик» Сологдина, остановивший Глеба при первой встрече, отвечал его христианству как «вере сильных духом», его мужеству «видеть зло мира и искоренить его». Сологдин был «искренне набожен и захваченно тщеславен. Он был жертвенен, но и сребролюбив». Потому и выполняет заказ тех, кто его посадил. Он редко кому дает «увидеть внутреннее», поскольку приходится жить «под закрытым забралом». Оскорбительным для себя считает подчиняться внешним условиям. «На свободе или в тюрьме - какая разница? - мужчина должен воспитывать в себе непреклонность воли, подчиненной разуму». В положении обездоленного раба Сологдин сохранил достоинство и силу духа. Ничего не имея на земле, он живет в гармонии с собой.

«Рыцарем» назван в «Августе Четырнадцатого» Столыпин. В нем более, чем в ком-либо из героев Солженицына, соединились высота духа, благородство помыслов, презрение к опасности. Двигавший реформы, «не отставая от скорости века», боровшийся за «собственность крестьян на землю», понимавший, что «узел русских судеб завязан в деревне», он направлял нравственную силу общества на обновление страны. Его «никогда не покидало чувство связи с низами как с главной опорой государства». Но даже «ощущая в себе перекрестье всех тяжестей России», будучи отцом шестерых детей, Столыпин «не поколебался поставить свою жизнь» под удар, вызвав на дуэль фанфаронствующего депутата. Хотя вызов этот потряс своей несвоевременностью Госдуму, забывшую «за долгие годы гибкой словесности», что «оскорбление может дернуть курок пистолета», а за слова надо отвечать «даже и жизнью», он свидетельствовал о чести и мужестве премьер-министра. Уже после взрыва бомбы на его даче, повлекшего жертвы невинных людей, Столыпин внушал детям: нельзя прятаться, когда в нас стреляют. Жалея Россию, он знал, а не предчувствовал, что «ему не умереть своей смертью». И встретил ее, «как равный».

Распыляя себя почти во всех героях, историческое лицо «создавать из себя» Солженицын не осмеливался. Нравственная воля человека обнаруживается писателем не только в творчестве новых форм жизни, идеях национального самосознания, как у Столыпина, не только в мотивах свободы и самостроительства личности, как у Сологдина, Кондрашёва-Иванова, Нержина. Нравственное совершенствование дает о себе знать и в разных формах сопротивления злу - насильственного и ненасильственного. Кенгирское восстание в «Архипелаге ГУЛАГ» - это открытое насильственное сопротивление народа, как и борьба в камере с уголовниками, «хищными тварями... живущими только за счет других» («Раковый корпус»). Все это проявления «большого нравственного счета».

Современные исследователи всякие формы уклонения и ухода от зла, ненасильственное сопротивление ему называют «малым нравственным счетом». Этот нравственный опыт приобрели у Солженицына Иван Денисович («Один день Ивана Денисовича»), Олег Костоглотов («Раковый корпус»), Спиридон Егоров, Потапов, Хоробров и другие («В круге первом»). В народе соединились «героические черты в духе... светского и религиозного стоицизма с повседневным «малым нравственным счетом».

В иерархии ценностных установок человека, в его представлениях о мире жизнь души связана с предназначением, с будущим, с движением к нему. Идея судьбы является одной из осей жизни народа. Время, судьба, история - круг родственных явлений. А. Потебней, О. Шпенглером, П. Флоренским идея судьбы связывается со временем. «Нельзя понять человека, если не знать его чувства времени, его идеи судьбы», - писал О. Шпенглер.

Идея судьбы в творчестве Солженицына связана не только с Божьим промыслом, с предопределенностью, но и со свободным выбором человека, свободой воли. Идея судьбы соотносится у него с идеей свободы. В рассказе «Матренин двор» подчинение судьбе, сложившимся жизненным обстоятельствам героини связано в сознании с верой в предопределенность своего пути. Обстоятельства, в которых оказалась Матрена Васильевна, для нее неслучайны. Они - знаки ее судьбы, заложенной в ее душевной структуре. Вера в судьбу обусловлена в этом случае социальной неустойчивостью, неустроенностью жизни. Разрушенный дом, пропавший котелок со святой водой обозначили движение судьбы. Грозная развязка завершила жизнь. Ее бескорыстие обернулось трагедией. Матрена - образ русской судьбы.

Первоначальное название рассказа - «Не стоит село без праведника» - истоком своим имеет пословицу, восходящую к Библии: «Не стоит город без святого, селение - без праведника». Без терпения, ограничения, аскетизма, лежащих в основе праведничества Матрены, народу не выжить, как и без честного труда изо дня в день.

Традиция классической литературы, и в первую очередь Н. С. Лескова, включившего праведника из области святости в обыденную жизнь, приобрела новый смысл в творчестве писателя середины XX века, увидевшего в праведничестве выражение народного идеала. Но смирение перед судьбой - не всегда добродетель, а страх просто губителен для личности. Он умаляет человека и разрушает его душу (Шулубин в «Раковом корпусе»). В тоталитарном обществе, основанном на лжи и насилии, люди утрачивают «самое чувство правды». Солженицын выделяет среди них тех, что всю жизнь «брели и хлюпали зловонным болотом общества», и тех, кто скользил «как будто поверх этой жижи, нисколько в ней не утопая». Последних он и относит к праведникам.

Философия скептицизма, признанная полезной для борьбы с догматиками, в целом отвергается Солженицыным. Человек не всегда волен распоряжаться своей судьбой. Но есть обстоятельства, которые дают ему возможность направить ее в нужное русло. В исследовании «Закат Европы» О. Шпенглер писал о способности выдающегося человека почувствовать за исторически подвижной поверхностью «общедоступных сцеплений» идею судьбы и случайную роль в ней этих бедных значением «каждодневных образований». В очерках «Бодался теленок с дубом» Солженицын усматривает высший вселенский смысл в определенных событиях, которые человек должен научиться постигать. Себя писатель упрекал в неумении вовремя разгадать смысл своих жизненных поворотов, «истинный разум происшедшего».

Разменивая второй год тюрьмы, Солженицын все еще не понимал «перста судьбы, на что он показывал» ему, «швырнутому на Архипелаг». Последние слова умиравшего в больнице заключенного легли на душу с пониманием, что «от такого наследства не отряхнешься, передернув плечами». В этих словах Солженицын увидел всеобщий жизненный закон: «...никакая кара в этой земной жизни не приходит к нам незаслуженно... Если перебрать жизнь и вдуматься глубоко, мы всегда отыщем то наше преступление, за которое нас теперь настиг удар» («Архипелаг Гулаг»).

Смысл земного существования писатель видит «в развитии души». Рассказывая о своем желании попасть в ансамбль, через год погибший на грузовике под поездом, Солженицын убеждается на опыте, что «неисповедимы пути Господни. Что никогда мы сами не знаем, чего хотим. И сколько уж раз в жизни» он страстно добивался ненужного и «отчаивался от неудач, которые были удачами». Писатель и определяет главные вехи, в которых пролегал его путь.

В «Архипелаге Гулаг» в четвертой главе - «Душа и колючая проволока» - авторские размышления связаны с образом судьбы как Божьего промысла. Оглядываясь на прошлое, убеждался, как «всю сознательную жизнь не понимал ни себя самого, ни своих стремлений». Ему долго казалось благом то, что было губительно, и он все порывался в сторону, противоположную той, которая была ему «истинно нужна». Его «ударами несчастий больно возвращало на твердь». И только так он смог «пройти ту самую дорогу, которую всегда и хотел».

Образ судьбы становится у Солженицына измерением духовности. С тюремных лет он ощущал в своей жизни «направляющую руку». Выздоровление от тяжелой болезни связывает с предопределением, с долгом, возложенным на него судьбой. «При моей безнадежно запущенной остро-злокачественной опухоли это было Божье чудо, я никак иначе не понимал. Вся возвращенная мне жизнь с тех пор - не моя в полном смысле, она имеет вложенную цель», - писал он в литературных очерках. Его долг перед умершими не разрешал послаблений: «они умерли, а ты жив, исполняй же свой долг, чтобы мир обо всем узнал».

Не принимая писателей, «обслуживающих курильницу лжи», знамение времени Солженицын видел в подпольной литературе, с которой и «начался наш первый выход из бездны темных вод». Волна клеветнических измышлений, обрушившаяся на писателя в конце 60-х годов, похищение людьми КГБ романа «В круге первом» и архива заставили перейти от молчания к действию. Беда стала знаком и зовом судьбы. Он понял, что она отпирает ему свободу, что «гордое противостояние» властям давало право на собственную мысль. Только разгадав «небесный шифр», писатель открыл «высший и таинственный смысл того горя», которому не находил оправдания, «того швырка от Верховного Разума, которого нельзя предвидеть нам, маленьким». Как толчок он воспринял «убийственную беду», ему посланную, как причину, заставившую «от отчаяния» говорить и действовать, «ибо подошли сроки». В письме Твардовскому, назвав общелитературную обстановку «крутой» для себя, Солженицын отказывается от «пассивной позиции», которую занимал четыре года. Путь свой считал «втайне определенным», «шел на свой рок и с поднятым духом». За фатум он не прятался, глубоко убежденный, что «главные направления своей жизни все-таки выбираем мы сами». В связи с трагическими событиями в Чехословакии 1968 года, введением советских войск, Солженицын смолчал сознательно из-за необходимости закончить роман, хотя было стыдно: «Свою судьбу я снова выбирал в эти дни». Самой страшной опасностью он и считал «защем совести, измаранье своей чистой совести», с которой не могут идти в сравненье никакие угрозы.

Солженицын подчинил себе ситуацию, отвергнув правила игры. Он перестал быть советским писателем. Его выход из сложившихся обстоятельств свидетельствовал о новом этапе развития личности, о расширении ее горизонтов. «Великим актом человеческой свободы» назвал философ М. Мамардашвили этот поступок Солженицына, вставшего в оппозицию той силе, «которая диктовала закон борьбы изнутри ситуации». Писатель вывел свое бытие «за пределы заданных условностей жизни». Он «порвал с правилами и благодаря этому открыл для себя и для читателя иной мир». Назвав это действие «трансцендированием», философ усматривал в нем самостроительство и эволюцию личности. Выход из сложившейся ситуации М. Мамардашвили считал «необходимым условием человеческой истории». Начав от отчаяния говорить и действовать, Солженицын постепенно ощутил себя свободным человеком. Отправив на Запад рукопись «Архипелага ГУЛАГ», писатель окончательно определил свое будущее.

Каждая культура имеет свою идею судьбы. Великие люди и склонялись перед судьбой, и боролись с ней. По мысли О. Шпенглера, в идее судьбы «открывается взыскание душой мира, ее желание света, возвышения, завершения и осуществление ее назначения». В русской литературе идея судьбы считается «двойником человека», одной из сквозных ее тем (Д.С. Лихачев). Связанный с национальным характером, образ судьбы у русских писателей выражает и многотерпение, и борьбу. Пафос солженицынских очерков «Бодался теленок с дубом» определяется победой героя над судьбой.

Писатели XX века все больше задумываются над этическими проблемами. О цене революции и социализма думали А. Твардовский, А. Солженицын, Вл. Дудинцев и Вас. Гроссман, С. Залыгин и В. Астафьев, Ю. Домбровский, и Вл. Тендряков. Прежде всего, Солженицын не принимает относительности понятий добра и зла. XX век оказался, по его мнению, жестче предыдущего. В Нобелевской лекции он говорил о старых пещерных чувствах - «жадности, зависти, необузданности, взаимном недоброжелательстве», принявших «приличные псевдонимы вроде классовой, расовой, массовой, профсоюзной борьбы», которые рвут и разрывают наш мир. «Пещерное неприятие компромиссов введено в теоретический принцип и считается добродетелью ортодоксальности... Оно нагуживает в душу нам, что нет общечеловеческих устойчивых понятий добра и справедливости, что все они текучи, меняются, а значит, всегда должно поступать так, как выгодно твоей партии».

В очерках «Бодался теленок с дубом» автор исследует драму раздвоенности Твардовского, разрываемого на части двумя правдами - партийной и истинной, которые он никак не мог соединить. В мышлении великого поэта не совмещались понимание высокой самоценности искусства и следование партийным принципам. Свое расхождение с ним Солженицын считает расхождением идеологий, «расколом двух литератур» - русской и советской. Твардовский «предан был русской литературе, ее святому подходу к жизни... Но не тот был век, и всеми и всюду была признана и в каждого внедрена... другая, более важная истина - партийная». Для Твардовского был «единственно возможный путь» - совместить роман Солженицына и партийные позиции. В противоречиях между его «биографией и душой», в «этих затемнениях и просветлениях» Солженицын видел «истерзанную жизнь» поэта. Противостояние понятий «русский» и «советский», увиденное Солженицыным в жизни и литературе, стало той «важнейшей истиной», которую он открыл миру.

Люди, верные партийным догмам, чаще всего бегут от себя. Ориентируясь только на мировоззрение, они выбирают образ жизни, тип поведения. Духовность же всегда связана «с выбором своего собственного образа, своей судьбы и роли, встречей с собой». В этом случае внешнее бытие переводится во внутреннюю жизнь человека, этическую по характеру. Сознание и свобода, неотделимые друг от друга, определяют характер выбора, в котором и выражается духовное самоопределение личности.

Общественную свободу Солженицын считает условием, средой, но не целью нашего существования, поскольку свобода как произвол бессодержательна. «Хотеть свободы для свободы без цели и содержания значит хотеть пустоты», - писал в свое время Н.А. Бердяев, связывавший рождение необходимости с злоупотреблением свободой.

Концепция свободы Солженицына, ориентированная на исторический опыт народа, мировую философскую мысль и свой собственный жизненный опыт, оказалась для советского общества и современной, и новой.

А.И.Солженицын родился 11 декабря 1918 г. в г. Кисловодске. Рано потерял отца. Будучи студентом дневного отделения физико-математического факультета Ростовского университета, поступил на заочное отделение Московского института философии и литературы. Осенью 1941 г. был призван в армию, окончил годичное офицерское училище и был направлен на фронт. Награжден боевыми орденами. В 1945 г. арестован и осужден за антисоветскую деятельность на 8 лет исправительно-трудовых лагерей. Затем сослан в Казахстан.

«Хрущевская оттепель» открыла Солженицыну путь в большую литературу. В 1962 г. журнал «Новый мир» напечатал его повесть «Один день Ивана Денисовича», в 1963 г. — еще три рассказа, включая «Матренин двор». В 1964 г. Солженицын был представлен на получение Ленинской премии, но не получил ее. Книги «В круге первом» (опубликована в 1968, в полной редакции — в 1978 г.), «Раковый корпус» (1963-66), «Архипелаг ГУЛАГ» (1973-1980) выходили уже в самиздате и за границей. В 1969 г. Солженицына исключили из Союза писателей. Сообщение о присуждении ему Нобелевской премии 1970 года вызвало новую волну репрессий, в 1974 г. писатель был выслан из СССР на долгие 20 лет. В эмиграции Солженицын работал над многотомной исторической эпопеей «Красное колесо», писал автобиографическую прозу («Бодался теленок с дубом», 1975), публицистические статьи. Писатель счел возможным вернуться на Родину в. 1994 г.

Фигура Солженицына заметно выделяется на фоне литературной истории XX века. Этот писатель занял в духовной культуре современной России особое место. Сама его судьба и характер творчества заставляют вспомнить о великом подвижничестве русских писателей прошлых эпох, когда литература в сознании гражданского общества была окружена едва ли не религиозным почитанием. В 1960-е-1980-е гг. именно Солженицын воспринимался в России как воплощение совести нации, как высший нравственный авторитет для современников. Подобная авторитетность в сознании русского человека издавна связывалась с независимостью по отношению к власти и с особым «праведническим» поведением — смелым обличением общественных пороков, готовностью гарантировать правдивость своей «проповеди» собственной биографией, серьезнейшими жертвами, приносимыми во имя торжества истины.

Одним словом, Солженицын относится к тому редкому в XX веке типу писателей, который сложился в русской культуре прежнего века — к типу писателя-проповедника, писателя-пророка. Впрочем, общественный темперамент Солженицына не должен заслонять от нас собственно художественных достоинств его прозы (как это часто происходит в школе, например, с фигурой Н.А.Некрасова). Ни в коем случае нельзя сводить значение творчества Солженицына к открытию и разработке им так называемой «лагерной темы».

Между тем в сознании рядового читателя имя Солженицына связывается обычно именно с этим тематическим комплексом, а достоинства его прозы нередко характеризуются словами «правдивость», «разоблачение тоталитарного насилия», «историческая достоверность». Все названные качества действительно присутствуют в творчестве писателя. Более того, своей повестью «Один день Ивана Денисовича», опубликованным в 1962 г., Солженицын оказал беспрецедентное по силе воздействие на умы и души современников, открыл для большинства из них целый новый мир, а главное — установил в тогда еще «советской» литературе новые критерии подлинности.

Однако художественный мир Солженицына — это не только мир лагерного страдания. Тайно читая его книги (едва ли не самой читаемой из них был «Архипелаг ГУЛАГ»), российские читатели 1960-х-1980-х гг. ужасались и радовались, прозревали и негодовали, соглашались с писателем и отшатывались от него, верили и не верили. Солженицын — вовсе не бытописатель лагерной жизни, но и не публицист-обличитель: обличая, он никогда не забывал о точности и художественной выразительности изображения; воспроизводя жизнь с высокой степенью конкретности, не забывал о важности преподносимого литературой «урока». В писательской индивидуальности Солженицына сплавились дотошность ученого исследователя, высочайшая «педагогическая» техника талантливого учителя — и художественная одаренность, органическое чувство словесной формы. Как не вспомнить в этой связи о том, что будущий писатель одновременно овладевал в студенческие годы профессией учителя математики и навыками литератора.

Интересна сама внутренняя тематическая структура прозы писателя (отчасти совпадающая с той последовательностью, в какой приходили к читателю произведения Солженицына): сначала повесть «Один день Ивана Денисовича» (квинтэссенция «лагерной» темы); затем роман «В круге первом» (жизнь ученых-лагерников в закрытом исследовательском институте — с более «щадящим» режимом и с возможностью общения с умными, интересными коллегами по «интеллигентной» работе); повесть «Раковый корпус » (о борьбе с болезнью бывшего зэка, а теперь ссыльного); рассказ «Матренин двор» (о «вольной» жизни бывшего ссыльного, пусть эта «вольная» деревенская жизнь лишь немногим отличается от условий ссылки).

Как писал один из критиков, Солженицын будто создает своей прозой лестницу между лагерным адом и вольной жизнью, выводит своего героя (а вместе с ним — читателя) из тесной камеры в широкое нестесненное пространство — пространство России и, что особенно важно, пространство истории. Перед читателем открывается большое историческое измерение: одна из главных книг Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» посвящена не столько истории лагерей, сколько всей российской истории XX века. Наконец, самое крупное произведение писателя — эпопея «Красное колесо» — прямо подчинено теме судьбы России, исследует те родовые свойства русского национального характера, которые способствовали сползанию страны в пропасть тоталитаризма.

Солженицын как бы восстанавливает связь времен, ищет истоки общенационального «заболевания» — потому что верит в возможность очищения и возрождения (сам писатель предпочитает негромкое слово «обустройство»). Именно вера — краеугольный камень мировоззрения Солженицына. Он верит в силу правды и праведничества, в силу духа русского человека, верит в общественную значимость искусства. Истоки мировоззренческой позиции писателя — в религиозно-философских учениях той группы русских мыслителей, которые в начале XX века стали участниками философско-публицистических сборников «Вехи» и «Из глубины», в трудах С.Булгакова, С.Франка, Н.Бердяева, Г.Федотова. Писатель убежден в необходимости солидарных, «артельных» усилий в деле восстановления нормальной жизни. Красноречив в этом отношении заголовок одной из его публицистических работ — «Как нам обустроить Россию».

Таковы общие очертания мировоззренческой позиции Солженицына. Однако сколь бы ни были валены для понимания произведений писателя его убеждения, главное в его наследии — живая убедительность художественного текста, художническая оснастка, стилевая индивидуальность.

Историческая личность: Жизнь и творчество А.Солженицына - (реферат)

Жизнь и творчество А.Солженицына - (реферат)

Дата добавления: март 2006г.

Жизнь и творчество А. Солженицына

Имя Александра Солженицына, долгое время бывшее под запретом, наконец-то по праву заняло свое место в истории русской литературы советского периода. После издания "Архипелага ГУЛАГа" (а это произошло лишь в 1989 году) ни в русской, ни в мировой литературе не осталось произведений, которые представляли бы большую опасность для советского режима. Эта книга раскрывала всю сущность тоталитарного государства. Пелена лжи и самообмана, все еще застилавшая глаза многим нашим согражданам, спадала. После всего, что было собрано в этой книге, что было раскрыто с поразительной силой эмоционального воздействия, с одной стороны, документального свидетельства, с другой - искусства слова, после того, как в памяти запечатлелся чудовищный, фантастический мартиролог жертв "строительства коммунизма" в России за годы советской власти, уже ничего не удивительно и не страшно! .... Краткое жизнеописание Александра Исаевича таково: дата рождения - декабрь 1918 г. , место рождения - г. Кисловодск; отец из крестьян, мать - дочь пастуха, ставшего впоследствии зажиточным хуторянином. После средней школы Солженицын заканчивает в Ростове-на-Дону физико-математический факультет университета, одновременно поступает заочником в московский институт философии и литературы. Не закончив последних двух курсов, уходит на войну, с 1942 по 1945-й командует на фронте батареей, награжден орденами и медалями. В феврале 45-го в звании капитана арестован из-за подслеженной в переписке критики Сталина и осужден на восемь лет, из которых почти год провел на следствии и в пересылке, три - в тюремном НИИ и четыре самых трудных - на общих работах в политическом Особлаге. Затем был сослан в Казахстан "навечно", однако с февраля 1957 г. последовала реабилитация. Работал школьным учителем в Рязани. После появления в 1962 г. произведения "Один день Ивана Денисовича" был принят в Союз писателей. Но следующие работы вынужден отдавать в "Самиздат" или печатать в Зарубежье. В 1969 г. исключен из СП, в 70-м удостоен Нобелевской премии по литературе. В 1974-м в связи с выходом первого тома "Архипелага ГУЛАГ" насильственно изгнан на Запад. До 1976 г. жил в Цюрихе, затем перебрался в американский штат Вермонт, природою напоминающий среднюю полосу России.

Таков нелегкий жизненный путь писателя. Его творчество возвращается на Родину. Хорошо, что это происходит при жизни Александра Исаевича и вселяет надежду на его возвращение из принудительного изгнания.

В преддверии своего 60-летия Солженицын начал издавать собрание сочинений с подзаголовком "Восстановленные подлинные доцензурные тексты, заново проверенные и исправленные автором. Иные произведения печатаются впервые". К 1988 г. вышли в свет уже 18 томов.

Хотя сам писатель и утверждал, что наиболее влекущая его в литературе форма "полифоническая с точными приметами времени и места действия", из пяти его крупных вещей, как это ни удивительно, романом в полном смысле является "В круге первом", ибо "Архипелаг ГУЛАГ" согласно подзаголовку - "опыт художественного исследования", эпопея "Красное колесо" - "повествование в отмеренных сроках". "Раковый корпус" - по авторской воле "повесть", а "Один день Ивана Денисовича" - даже "рассказ".

Роман "В круге первом" писался 13 лет и имеет семь редакций. Сюжет: дипломат Володин звонит в американское посольство, чтобы сказать о том, что через три дня в Нью-Йорке будет украден секрет атомной бомбы. Подслушанный и записанный на пленку разговор доставляют в "шарашку" - научно-исследовательское учреждение системы МГБ, где заключенные создают методику распознавания голосов. Смысл романа разъяснен зэком: "Шарашка - высший, лучший, первый круг ада". Володин дает другое разъяснение, вычерчивая на земле круг: "Вот видишь круг? Это - отечество. Это - первый круг. А вот второй, он шире. Это - человечество. И первый круг не входит во второй. Тут заборы предрассудков. И выходит, что никакого человечества нет. А только отечества, отечества и разные у всех.... " "Один день Ивана Денисовича" задуман автором на общих работах в Экибастузском особом лагере. "Я таскал носилки с напарником и подумал, как нужно бы описать весь лагерный мир одним днем". В повести "Раковый корпус" Солженицын выдвинул свою версию "возбуждения рака": сталинизма, красного террора, репрессий. Чем притягивает творчество Солженицына? Правдивостью, болью за происходящее, прозорливостью. Писатель, историк, он все время предупреждает нас: не потеряйтесь в истории.

"Скажут нам: что ж может литература против безжалостного натиска открытого насилия? А не забудем, что насилие не живет одно и не способно жить одно: оно непременно сплетено с ложью, - писал А. И. Солженицын. - А нужно сделать простой шаг: не участвовать во лжи. Пусть это приходит в мир и даже царит в мире - но не через меня". Писателям же и художникам доступно большее: победить ложь! Солженицын и был таким писателем, который победил ложь.