Первая европейская грамматика. Европейская лингвистика xvi—xvii веков. «грамматика пор-рояля. История лингвистических учений

15.02.2024

В язык-ии к. 18 и особенно нач. 19 в. остро ощущалась потребность в создании нового метода изучения языков. Эта потребность реализовалась в ср.-ист. методе исследования яз-вых явлений в работах нем. ученых Франца Боппа и Якоба Гримма , датск. исследователя Расмуса Раска и рус. лингвиста А.Х. Востокова , к-ых считают основателями ср.-истор. язык-ия (СИЯ ). В их трудах сравнение стр-р разл. языков, прежде всего индоевр., впервые выступает как ср-во проникновения в механизм языка ч/з историю, к-ую проходит язык. В лингвист. традиции родоначальником СИЯя считается Ф. Бопп . Еще в гимназии изучает санскрит, персидск., арабск., древнееврейск. языки. С 1821 г. Бопп является профессором вост. лит-ры и общего язык-ния в Берлинском универе, а с 1829 г. - академиком. Формирование лингв. концепции Боппа проходило под влиянием как совр. ему западных историко-филологич. и лингвистич. воззрений, так и под воздействием учения древнеиндийск. грамматиков. Особенности лингв. концепции Боппа заключались прежде всего в том, чтобы путем сравнения фактов родств. языков проникнуть в тайну возникновения яз-вых форм, определить, не обусловлены ли различия яз-ов общими законами, вскрыть те процессы, посредством к-ых язык от своего предполагаемого прежнего состояния пришел к нынешнему. Именно этими целями объясняются и построение работ, и поднимаемые в них проблемы. В своих работах Бопп ставит п/д собой 2 гл. задачи : 1) детально исследовать и доказать родство индоевроп. языков; 2) раскрыть тайну возникновения флексий. В 1816г. выходит первая работа Боппа «Сис-ма спряжения в санскрите в сравнении с греч., латинс., персидс. и герман. яз-ми» , в к-ой он выделил и сопоставил глагольные флексии 5-и индоевроп. языков, отметил их сходство как свидетельство общего происхождения отмеченных языков, т.к. флексии редко заимствуются из одного языка в другой. Осн. работой Боппа является трехтомная «Сравнительная грамматика санскрита, армянск., греч., латинск., литовск., старославянск., готского и немец. языков». Сравнит. грамматика Боппа представляет собой по существу сравнительную морфологию, так как в центре наблюдений стоят корни и флексии. Исследование фонетич. явлений подчинено морфологии, проводится в связи с разбором морфологич. строения слов; синтаксис как самостоят. раздел отсутствует. Основой всего научного построения грамматики является теория корня. В завис-ти от особенностей корня Бопп выделяет 3 основных класса языков : 1) Языки без настоящих корней, т.е. без корней, способных к соединению, и поэтому без «организма», без грамматики, н-р, китайский язык; 2) Языки с односложными корнями, способными к соединению, причем соединяются глагольные и местоименные корни. Таким путем эти языки, а это индоевроп. языки, получают свой «организм», свою грамматику; 3) Языки с двусложными глагольными корнями, для к-ых хар-рно обязательное наличие 3-х согласных, составляющих корень. Трехсогласный корень - единственный носитель основного значения. Грамматические формы образуются путем внутр. модификации корня. К этому классу принадлежат семитские языки. В этой классификации языков ощущается влияние романтич. теорииШлегеля о некоем «органическом периоде» образования языка, к-ый характеризовался идеальным соответствием грамматич. форм логич. категориям, а также идей В. фон Гумбольдта о языке как духе народа. Кроме того, на концепцию сравнительной грамматики Боппа оказали влияние идеи и традиции универсальной (логич.) грамматики. Они проявились прежде всего в том, что в соответствии с ее формулой «субъект-связка-предикат» Бопп в строении каждой глагольной формы пытается обнаружить эти элементы логич. суждения. Каждая глагольная форма оказывалась соединением предиката – глагольного корня, грамматич. связки – глагола-связки «быть», субъекта – личных окончаний. Теория классов корней и теория разложения каждой глагольной формы на 3 основных элемента в соответствии с «органическим» образованием грамматич. Форм послужили для Боппа основой теории агглютинации , согласно к-ой глагол. формы являются носителями реального значения в словах, а местоименные корни выступают в качестве источника образования флексий, являются личными окончаниями глагола, выражающими субъект. Т.о., заслуга Боппа в развитии СИЯя состоит прежде всего в отборе и систематизации генетически общих элементов в граммат. стр-ре индоевроп. яз-ов, в построении на этом мат-ле общей теории, в обосновании существования индоевроп. семьи языков. Его обращение к анализу индоевроп. флексий имело также важное значение для СИЯя. Соответствия в сис-ме флексий являются гарантией родственных отношений яз-ов, т.к. флексии обычно не заимствуются, чего нельзя сказать о корнях и словах языка.

Одновременно с Боппом, но независимо от него начал ср.-ист. изучение индоевр. яз-ов датск. ученый Расмус Христиан Раск . Раск окончил Копенгагенский универ. Для изучения вост. индоевр. языков совершил длит. путешествие в Индию, посетив по пути Петербург, Москву, Кавказ и Персию. С 1823 г. Раск - профессор Копенгаг. универа. Он владел 25 яз-ми и является автором грамматик испанского, итальянского, шведского и др. яз-ов. Еще в 1811 г. он издал свою первую работу «Руководство по исландскому, или древнесевер. языку», в к-ой выступил против логич. грамматики. В 1818г. Раск издал свой гл. труд в области сравнит. описания языков «Исследование в области древнесевер. языка, или Происхождение исландского языка». В этой работе автор приходит к выводу, что исландский, или древнесевер., язык произошел от фракийского, под к-ым понимается вымерший праязык юго-вост. Европы, из него, по мнению Раска, вышли греч. и лат. языки. Раск сравнивает исландск. язык с гренландским, кельтским, баскским, финским и доказывает, что м/у ними нет родства (относит-но кельтских яз-ов он позднее изменил свои взгляды). Родство исландского он находит со славянск., германск. и балтийск. яз-ми, представляя их как определ. ветви внутри индоевр. яз-вой семьи. При сравнении яз-ов Раск предлагает четко различать лексику и грамматику. Он отмечает первостеп. важность грамматич. соответствий и той лексики, к-ая связана с самыми необходимыми понятиями, явлениями и предметами, т.е. древнейшего слоя лексики. Раск считает грамм. соответствия более надежным признаком родства или общности происхождения яз-ов, т.к. при их взаимодействии языки чрезвычайно редко перенимают формы склонения и спряжения. К еще одному критерию установления родства он относил наличие у сравниваемых яз-ов ряда закономерных звуковых переходов. Раск впервые обратил внимание на комплекс взаимосвязанных фонетич. изменений, связанных с образованием смычных согласных в германск. языках из соответствующих индоевр. звуков. Эти регулярные фонетич. соответствия получили название первого германск. передвижения согласных . Раск описал также и второе передвижение германск. согласных , связанное с различием верхненемец. и нижненемецких диалектов. В отличие от Боппа, Раск в своей работе не стремится к восстановлению первоначальных форм сравниваемых языков.

Якоб Гримм исследовал с помощью ср.-ист. метода одну языковую группу - германскую. Гримм родился в г. Ганау, учился на юр. факультете Марбургского универа. Однако его истинным призванием стала филология и лит-ра. В 1830 г. занимает кафедру нем. языка и лит-ры в Геттингенском универе, с 1840 г. - профессор Берлинского универа. Творч. деят-сть Гримма была тесным образом связана с именем его брата- Вильгельма Гримма . Наиболее ярко их творч. содружество выразилось в подготовке и издании собрания народн. сказок, получивших позднее название «Сказки братьев Гримм». Я. Гримм занимался также исследованием памятников средневек. нем. лит-ры. И в сказках, и в исследованиях по лит-ре ярко проявились свойственные Я. Гримму идеи романтизма, широко распространенные в совр. ему Германии. По мнению Я. Гримма, сказка - это выражение духовной жизни народа: сквозь ее оболочку можно проникнуть в глубины миросозерцания далеких предков. В историю языковедения Я. Гримм вошел как автор четырехтомной «Немецкой грамматики». По существу, это первая историч. грамматика нем. языка , основанная на анализе яз-ого мат-ла германск. яз-ов, начиная с первых письм. памятников. 1-ый том грамматики посвящен преимущественно фонетике, 2-ой - морфологии, 3-ий - словообразованию, 4-ый - преимущественно синтаксису. В своей грамматике Я. Гримм стремился обеспечить надлежащее место диалектам наряду с книжным лит-ным языком, что отличает ее от работ Ф. Боппа и Р. Раска. Я. Гримм рассматривает бытие конкретных языков и человеч. языка вообще как постоянное изменение, совершенствование. История индоевр. языка, по его мнению, показывает в развитии этого языка смену 2-х процессов : 1-ый характ-ся возникновением флексии из соединения частей слов и 2-ой – распадением флексии. Опираясь на эти положения, Я. Гримм говорит о 3-х ступенях , периодах в развитии чел. языка. 1-ая ст. - создание, рост и становление корней и слов. В этот период любые граммат. отношения выражаются простым сочетанием отдельных слов. На этой стадии развития язык не оставляет «памятников духа» (письм. памятников) и исчезает подобно счастливой жизни древнейших людей. 2-ая ст . характ-ся расцветом достигшей совершенства флексии. Пр-ром языков, находящихся на этой ступени, являются санскрит, и древнегреч.. В этот период языки отличает завершенность форм, язык более всего приспособлен для стихосложения, пр-ром чего является достигшая вершины искусства древнеиндийская и древнегреч. поэзия. 3-я ст. развития языка – стремление к ясности мысли, что ведет к аналитичности и отказу от флексии. Этот период развития языка представлен совр. языками Индии, персидским, новогреч., романск. яз-ми, и, в меньшей степени, германск. языками. В отмеченных языках «внутр. сила и гибкость флексии» по большей части уже утрачена. К осн. заслуге Я. Гримма в развитии СИЯя относят выявление им закономерностей звуковых переходов: 1-ое передвижение согласных в германск. языках, выделяющее их из других индоевр. языков, и 2-ое передвижение согласных, лежащее в основе отличия верхненемецк. диалектов от нижненемецк. и соответственно нем. языка от остальных герм. языков. Эти закономерности звуковых переходов были сформулированы Гримом независимо от Раска, поэтому их иногда называют законом Раска-Гримма. Согласно первому закону передвижения согласных: а) индоевр. глухим взрывнымp ,t ,k ,вгерм. яз-ах соответствуют глухие щелевыеf , th ,h; б) индоевр/ звонким придыхательнымbh ,dh ,gh –звонкие непридыхательныеb ,d ,g; в) индоевр. звонким взрывнымb ,d ,g – герм. глухие взрывные p ,t ,k . Законы передвижения согласных явились еще од- ним шагом к превращению языкознания в точную науку.

А.Х. Востоков (псевд.; настоящая фамилия Остенек) относится к основоположникам ср.-ист. метода на славянск. яз-вом мат-але. Родился в эстонском городе Аренсбург, ныне Кингисепп. Востоков с юных лет увлекался словесностью, собирал народные песни, пословицы, изучал рус. говоры. Учился в Петербурге в Кадетском корпусе, затем в Академии художеств. С 1826г. состоял членом Рос. Академии, в 1841 г. избирается академиком Петербургс. Академии наук. Основные работы Востокова, в к-ых язык исследуется в ист. и сравнит. аспектах, следующие: «Рассуждение о славянск. языке», «Рус. грамматика», «Словарь церковно-славянск. языка» и др. При сравнении яз-ов и установлении степени их родства, по мысли Востокова, надо делить все слова на «первоклассные », или «первенствующие», и «второклассные », или «второстепенные». К 1-ым принадлежат слова (существ. и прилагат-ые), обозначающие ч-ка, части его тела, родств. связи, главные объекты природы (небо, земля, вода и т.д.) и качества, приписываемые им, а также числит. и местоимения, предлоги, союзы, нек. глаголы, междометия. Эти слова относятся к наиболее древнему, незаимствованному словарному пласту в каждом языке, что при их совпадении в разных языках может служить верным доказательством родства этих яз-ов. К «второклассным» словам Востоков относит названия орудий, ремесел, искусств и т.п., к-ые народы наиболее часто заимствуют друг у друга, поэтому сходство подобных слов в сравниваемых языках не является еще доказательством их родства. В своих работах Востоков впервые провел разграничение старославянск., древнерус. и рус. языков, установил их отношение к польск. и сербскому. При исследовании старославянск. памятников Востоков выявил значение юсов малого и большого, показал их соответствия (носовые гласные) в польск. языке. На пр-ре развития праславянских сочетанийtj, dj, kt перед гласными переднего ряда он охарактеризовал звуковые соответствия в родств. яз-ах и показал развитие сочетаний в разных яз-ах и диалектах от одной предполагаемой формы до совр. фактов.

Т.о., с развитием СИЯя сформировался и ср.-ист. метод изучения языка, наиболее важными чертами к-го стали: 1) установление сходства флексий (особенно личных окончаний глаголов), словоизменительных показателей сравниваемых языков; 2) выявление общности определенных слоев (наиболее древних) лексики; 3) установление закономерных звуковых соответствий (переходов).

Дальнейшее развитие СИЯя в XIX в. связано с именами крупнейших компаративистов А.Ф. Потта , А. Шлейхера, И. Шмидта, Ф.И. Буслаева и др. ученых. Ими уточняются и совершенствуются исследовательские приемы, расширяется научная проблематика компаративистики. Так, А. Шлейхер создает теорию родословного древа, в к-ой ведущую роль играет понятие праязыка, или языка-предка. Из праязыка выходят языки, к-ые образуют языковой род, или языковое дерево, делящийся на языковые семьи, или языковые ветви. Теория А. Шлейхера оказала огромное влияние на развитие СИЯя, ее отзвуки ощущаются и в ряде совр. исследований. Один из наиболее значимых результатов компаративистики - создание генеалогич. классификации яз-ов мира. Совр. СИЯе и его последние достижения в значительной степени хар-ся открытием новых яз-вых мат-лов, расширением предмета и методов исследования.

Ч. 1
ЕВРОПЕЙСКАЯ ЛИНГВИСТИКА XVI-XVII ВВ. ГРАММАТИКА ПОР-РОЯЛЯ

После Томаса Эрфуртского в течение примерно двух столетий теоретический подход к языку не получил значительного развития. Однако именно в это время шло постепенное становление нового взгляда на языки, который в конечном итоге выделил европейскую лингвистическую традицию из всех остальных. Появилась идея о множественности языков и о возможности их сопоставления.

Разумеется, о том, что языков много, знали всегда, бывали и единичные попытки сопоставления языков. Однако, как выше уже отмечалось, каждая из лингвистических традиций явно или неявно основывалась на наблюдениях над каким-то одним языком, которым всегда был язык соответствующей культурной традиции. Можно было переориентироваться с одного языка на другой, как было в Древнем Риме и в Японии, можно было, особенно на раннем этапе развития традиции, переносить на язык своей культуры категории другого, ранее уже описанного языка, но всегда становление традиции или даже ее варианта сопровождалось замыканием в изучении одного языка. В средневековой Европе греческий и латинский варианты традиции почти не соприкасались друг с другом. В Западной Европе даже в XIII-XIV вв., когда на ряде языков уже существовала развитая письменность, единственным достойным объектом изучения все еще считалась латынь. Отдельные исключения вроде исландских фонетических трактатов были редки.

Положение стало меняться в одних странах с XV в., в других с XVI в. К этому времени в ряде государств завершился период феодальной раздробленности, шло становление централизованных государств. На многих языках активно развивалась письменность, появлялись как деловые, так и художественные тексты, в том числе произведения таких выдающихся авторов, как Данте, Ф. Петрарка, Дж. Чосер. Чем дальше, тем больше распространялись представления о том, что латынь не является единственным языком культуры.

Национальная и языковая ситуация в позднесредневековой Европе имела две особенности, которые повлияли на развитие дальнейших представлений о языке. Во-первых, Западная Европа не составляла единого государства, а представляла собой множество государств, где в большинстве случаев говорили на разных языках. При этом среди этих государств не было ни одного, которое бы могло претендовать на господство (как в прошлом Римская империя и недолго существовавшая империя Карла Великого). Уже поэтому ни один язык не мог восприниматься как столь же универсальный, как латынь. Французский язык для немца или немецкий для француза были иностранными языками, а

Европейская лингвистика...

не языками господствующего государства или более высокой культуры. Даже в Англии, где в XI-XV вв. языком знати был французский, затем все же окончательно победил английский язык, включивший в себя много французских заимствований.

Во-вторых, все основные языки Западной Европы были генетически родственны, принадлежа к двум группам индоевропейской семьи - романской и германской, и типологически достаточно близки, обладая, в частности, сходными системами частей речи и грамматических категорий. Отсюда достаточно естественно возникала мысль о принципиальном сходстве языков, обладающих лишь частными отличиями друг от друга. Вместо идеи о латыни как о единственном языке культуры возникала идея о нескольких примерно равных по значению и похожих друг на друга языках: французском, испанском, итальянском, немецком, английском и др.

Кроме этого главного фактора было еще два дополнительных. Хотя и в средние века понаслышке знали о существовании, помимо латыни, еще двух великих языков: древнегреческого и древнееврейского, но реально владели этими языками очень немногие, а выражаясь по-современному, в базу данных для западноевропейской науки о языке они почти не входили. Теперь же в эпоху гуманизма два этих языка начали активно изучаться, а их особенности - учитываться, причем довольно большие типологические отличия древнееврейского языка от европейских расширяли представления ученых о том, какими бывают языки. Другим фактором были так называемые великие географические открытия и усиление торговых связей со странами Востока. Европейцам пришлось сталкиваться с языками других народов, о существовании которых они не подозревали. Нужно было общаться с носителями этих языков, и встала задача их обращения в христианство. И уже в XVI в. появляются первые миссионерские грамматики «экзотических» язы-. ков, в том числе индейских. В то время однако европейская научная мысль еще не была готова к адекватному пониманию особенностей строя таких языков. Миссионерские грамматики и тогда, и позже, вплоть до XX в. описывали эти языки исключительно в европейских категориях, а теоретические грамматики вроде грамматики Пор-Рояля не учитывали или почти не учитывали материал таких языков.

Гораздо большее значение для развития европейской традиции и преобразования ее в науку о языке сыграли первые грамматики новых западных языков. Грамматики испанского и итальянского языков появились с XV в., французского, английского и немецкого - с XVI в. Поначалу некоторые из них писались на латыни, но постепенно в таких грамматиках описываемые языки одновременно становились и языками, на которых они написаны. Эти грамматики имели учебную направленность. Стояла задача формирования и закрепления нормы этих язы-" ков, особенно важная после изобретения в XV в. книгопечатания. В

В. М. Алпатов

грамматиках одновременно формулировались правила языка и содержался учебный материал, позволяющий выучить эти правила. В это же время получила активное развитие лексикография, ранее составлявшая отсталую часть европейской традиции. Если раньше преобладали глоссы, то теперь в связи с задачей создания норм новых языков создаются достаточно полные нормативные словари. В связи с подготовкой такого словаря для французского языка в 1634 г. была создана Французская академия, существующая до настоящего времени; она стала центром нормализации языка в стране.

Ранее единая западноевропейская традиция стала разделяться на национальные ветви. Поначалу, примерно до конца XVII в., исследования языков наиболее активно развивались в романских странах. В XVI в. после некоторого перерыва вновь начинает развиваться теория языка. Выдающийся французский ученый Пьер де ла Раме (Рамус) (1515- 1672, убит в Варфоломеевскую ночь) завершил создание понятийного аппарата и терминологии синтаксиса, начатое модистами; именно ему принадлежит дожившая до наших дней система членов предложения. Теоретическую грамматику, написанную еще на латыни, но уже учитывающую материал различных языков, создал Ф. Санчес (Санкциус) (1550-1610) в Испании в конце XVI в. У него уже содержатся многие идеи, потом отразившиеся в грамматике Пор-Рояля.

В XVII в. еще более активно ведутся поиски универсальных свойств языка, тем более что расширение межгосударственных связей и трудности, связанные с процессом перевода, оживляли идеи о создании «всемирного языка», общего для всех, а чтобы создать его, надо было выявить свойства, которыми обладают реальные языки. На развитие универсальных грамматик влиял и интеллектуальный климат эпохи, в частности, популярность рационалистической философии Рене Декарта (Картезия) (1596-1650), хотя известное благодаря Н. Хомскому наименование «картезианские грамматики» в отношении грамматики Пор-Рояля и подобных ей не вполне точно, поскольку многие «картезианские» идеи присутствовали у Ф. Санчеса и др. еще до Р. Декарта.

Языкознание XVII в. в основном шло в области теории двумя путями: дедуктивным (построение искусственных языков, о котором речь будет идти ниже) и индуктивным, связанным с попыткой выявить общие свойства реально существующих языков. Не первым, но самым известным и популярным образцом индуктивного подхода стала так называемая грамматика Пор-Рояля, впервые изданная в 1660 г. без указания имен ее авторов Антуана Арно (1612-1694) и Клода Лансло (1615-1695). Эта грамматика неоднократно переиздавалась и переводилась на разные языки. В нашей стране несколько дет назад почти одновременно вышли два ее издания: Грамматика общая и рациональная Пор-Рояля. М., 1990; Грамматика Пор-Рояля. Л., 1991 (ниже цитаты приводятся по московскому изданию).

Европейская лингвистика...

Грамматика вошла в историю науки под не принадлежащий авторам названием («Грамматика общая и рациональная» - начал очень длинного подлинного названия). Женский монастырь Пор-Ро в те годы был центром передовой мысли, с ним был связан кру; ученых, в который входили и авторы грамматики. Книга была рез; татом содружества двух специалистов разных профессий. А. Арно логиком и философом, соавтором известной книги по логике, а К. Л; л о - одним из первых во Франции профессиональных лингвистов, преподавателем языков и автором грамматик; в частности, он первым во Франции преподавал латинский язык как иностранный, с объясне! ми на французском языке. Такое сочетание дало возможность объ

Авторы грамматики считали недостаточным чисто описатель; подход к языку и стремились создать объяснительную грамматик; ней говорится, что стимулом к ее написанию послужил «путь ПОР разумных объяснений многих явлений, либо общих для всех язы; либо присущих лишь некоторым из них». В целом в книге объя

j Авторы грамматики исходили из существования общей логичес; основы языков, от которой конкретные языки отклоняются в той иной степени. Сама по себе такая идея была в XVII в. не новой и во дила к модистам. Эта идея для А. Арно и К. Лансло была столь of ной, что не требовала особых доказательств. Например, в граммап говорится о «естественном порядке слов» без доказательств сущее вания такого порядка и даже без его описания (хотя достаточно я что «естественным» для них, как и для модистов, был порядок «по жащее - сказуемое - дополнение»).

От модистов авторы «Грамматики Пор-Рояля» отличалис! столько самой идеей основы языков, сколько пониманием того, чтс бой эта основа представляет. У модистов, выражаясь современным i ком, соответствие между поверхностными и глубинными структур оказывалось взаимно однозначным или по крайней мере очень б ким к нему. Они старались каждому явлению, зафиксированноп грамматике Присциана, приписать философский смысл. В данной г] матике этого уже нет прежде всего из-за расширения эмпириче(базы. Если модисты исходили из одной латыни, то здесь почти в каждой

В. М. Алпатов

главе рассматриваются два языка: латынь и французский, достаточно часто упоминаются также испанский, итальянский, древнегреческий и древнееврейский, а изредка речь идет и о «северных», то есть германских, и о «восточных» языках; что имеется в виду в последнем случае, не вполне ясно. С современной точки зрения количество языков невелико, но по сравнению с предшествующим временем это был крупный шаг вперед.

Ориентация на латинский эталон была еще не вполне преодолена в грамматике, что особенно заметно в разделе о падежах и предлогах. Хотя и сказано, что «из всех языков только греческий и латынь имеют падежи имен в полном смысле этого слова», но за эталон принимается латинская падежная система, именно она признается «логической». В древнегреческом языке, где по сравнению с латынью на один падеж меньше, предлагается считать, что отсутствующий аблатив «есть и у греческих имен, хотя он всегда совпадает с дативом». Для французского же языка выражение тех или иных «глубинных» падежей видится в употреблении предлогов или опущении артикля. Более сложный случай составляют для А. Арно и К. Лансло прилагательные. В латинских грамматиках было принято считать существительные и прилагательные одной частью речи - именем, но для французского и других новых языков Европы данные два класса необходимо было различать. В грамматике принят компромиссный подход: выделяется одна часть речи - имя - с двумя подклассами. Такая трактовка проецируется и на семантику: у слов выделяются «ясные» значения, разъединяющие существительные и прилагательные, и «смутные» значения, общие для них: слова красный и краснота имеют общее «смутное» значение и разные «ясные». Введение «ясных» значений указывает на отход от латинского эталона, введение «смутных» - на частичное его сохранение (впрочем, есть и другая трактовка, согласно которой выделение двух видов значений имеет глубокий философский смысл).

Однако в ряде других пунктов авторы грамматики решительно отходят от латинского эталона в пользу французского. Особенно это видно в связи с артиклем: «В латыни совсем не было артиклей. Именно отсутствие артикля и заставило утверждать... что эта частица была бесполезной, хотя, думается, она была бы весьма полезной для того, чтобы сделать речь более ясной и избежать многочисленных двусмысленностей». И далее: «Обиход не всегда согласуется с разумом. Поэтому в греческом языке артикль часто употребляется с именами собственными, даже с именами людей... У итальянцев же такое употребление стало обычным... Мы не ставим никогда артикля перед именами собственными, обозначающими людей». Итак, оказывается, что у «нас», французов, в данном случае «обиход согласуется с разумом», а у других народов нет. Из французского языка исходят авторы и говоря о именах с

Европейская лингвистика..

предлогом, соответствующих «необязательным» наречиям в латыни, Р некоторых других случаях.

Эталонные, соответствующие «разуму» структуры в большинст случаев конструируются на основе либо латыни, либо французского яз: ка. Но в принципе в этой роли могут выступать любые языки вплоть, «восточных», как это говорится там, где признается рациональность с впадения формы третьего лица с основой глагола. Авторы, по-видимом исходят из некоторых априорных и прямо не формулируемых пре ставлениях о «логичности» и «рациональности», но берут в каждс случае некоторые реальные структуры одного из известных им язык

Однако есть случаи, когда А. Арно и К. Лансло отвлекаются

По его поводу А. Арно и К. Лансло пишут: «В моем сознании пр ходят три суждения, заключенные в этом предложении. Ибо я утвер> даю: 1) что Бог невидим; 2) что он создал мир, 3) что мир видим. Из эт! трех предложений второе является основным и главным, в то вреь как первое и третье являются придаточными... входящими в главн

Если отвлечься от архаичных для нашей эпохи терминов вро; «суждение», такое высказывание кажется очень современным. Автор «Грамматики Пор-Рояля» здесь четко различают формальную и семант] ческую структуру, которые фактически не различали йодисты, но i всегда четко разграничивали и многие лингвисты XIX и XX вв. Отта. киваясь от объяснения поверхностных явлений французского языка i данном разделе грамматики речь идет только об одном языке), он переходят к описанию их семантики, не имеющей прямых формальны соответствий. Еще в XVII в. они пришли к тем же выводам, что МНОГР современные лингвисты. Однако, как уже говорилось, чаще в граммат! ке «логическая», а фактически семантическая структура соответствую некоторой поверхностной структуре того или иного языка.

В некоторых других местах книги говорится о синонимии языковых выражений, из которых одно признается более соответствующим

В. М. Алпатов

логике (хотя не всегда ясно, идет ли речь о полном соответствии), а другое может употребляться вместо него ради «желания людей сократить речь» или «для изящества речи». Чаще в этих случаях за эталон принимаются явления французского языка. В подобных случаях Н. Хом-ский находил аналог трансформационных правил, что явная модернизация, но некоторое сходство здесь бесспорно есть. Впрочем, о синонимии некоторых исходных и неисходных выражений говорилось задолго до XVII в.: можно указать на явление эллипсиса, рассматривавшееся так еще с античности.

Безусловно, у А. Арно и К. Лансло не было четкого представления о том, откуда берется их «рациональная основа грамматики» всех языков. Но нельзя к авторам XVII в. предъявлять те же требования, что к лингвистам XX в. Сама идея установления общих свойств человеческих языков, основанная на принципиальном их равноправии (пусть реально такие свойства оказываются сильно романизированными), представляла собой важную веху в развитии лингвистических идей.

Судьба «Грамматики Пор-Рояля» была весьма сложной. Поначалу она стала очень популярной и во Франции считалась образцовой до конца XVIII - начала XIX в., известна она была и за пределами Франции. Авторы последующих «логических» и «рациональных» грамматик ей подражали. Однако после становления новой, сравнительно-исторической научной парадигмы именно из-за своей известности она стала восприниматься как образец «умствующего, априористического, ребяческого», по выражению И. А. Бодуэна де Куртенэ, направления в языкознании, втискивающего язык в логические схемы; часто ей приписывали и то, против чего она была направлена: жесткое следование латинскому эталону. Положение не изменилось и в первой половине XX в. Среди ее критиков были многие крупные ученые: И. А. Бодуэн де Куртенэ, Л. Блумфилд, Ч. Хоккетт и др., часто судившие о ней из вторых рук. К этому времени эмпирическая база общего языкознания сильно расширилась, и «Грамматика Пор-Рояля» стала восприниматься как слишком явно смешивающая универсальные свойства языка с особенностями романских языков.

Новый интерес к книге возник в 60-е гг. XX в. Во многом здесь сыграл роль Н. Хомский, объявивший ее авторов своими предшественниками. Его оппоненты справедливо указывают на то, что он сильно модернизировал идеи грамматики и рассматривал ее вне исторического контекста, однако действительно многое в книге, прежде всего идея об общих для всех языков «структурах мысли», оказалось созвучным хом-скианской лингвистике (см. соответствующую главу). Однако возрождение интереса к «Грамматике Пор-Рояля» нельзя сводить только к авторитетету Н. Хомского. В середине 60-х гг. ее анализом и комментированием независимо друг от друга занялись сразу несколько специалистов, и Н. Хомский оказался лишь одним из них. «Реабилитация»

Европейская лингвистика...

книги была связана с общими тенденциями мирового развития лингв! стики. Один из комментаторов ее, Р. Лакофф, справедливо называв «Грамматику Пор-Рояля» «старой грамматикой, долго имевшей плохую репутацию среди лингвистов, но недавно восстановившей престиж, который она имела в свое время».

Отметим еще одну черту «Грамматики Пор-Рояля», также повлия! шую на ее дальнейшую репутацию. Как и лингвистические сочинени предшествующего времени, она была чисто синхронной. «Рациональная основа» всех языков рассматривается как нечто неизменное, а фа!-тор исторического развития просто не включен в концепцию. Латиь ский и французский языки рассматриваются в книге как два разны языка, а не как язык-предок и язык-потомок (впрочем, происхождени французского языка от латинского тогда не было столь очевидно, ка сейчас).

Другой, дедуктивный подход к языку нашел в XVII в. отражение попытках конструирования искусственного «идеального» языка, долгое врем популярных. Интерес к этим вопросам проявляли многие крупнейшие мыслители этого века: Ф. Бэкон, Р. Декарт, Я. А. Коменский, позже Г. В. Лейбнис Особенно активно этим занимались в Англии. Много работал в этой облас ти первый председатель Лондонского Королевского общества Дж. Уилкин (Вилкинс) (1614-1672), а одно из сочинений такого рода принадлежит Исаак Ньютону, который написал его в 1661 г. в возрасте 18 лет; труд И. Ньютон имеется в русском переводе: Семиотика и информатика, вып. 28. М., 1986

Авторы подобных проектов исходили из двух постулатов. Во-первых существование множества языков - большое неудобство, которое необходи мо преодолеть. Во-вторых, каждой вещи от природы соответствует правильное имя, отражающее ее сущность. Второй постулат, как уже отмечалось свойствен разным лингвистическим традициям на их ранних этапах. Од нако такой подход, отраженный в ранних этимологиях, основывался на при надлежности «правильных имен» некоторому реальному языку: древнегреческому, санскриту и т. д. Так считать во времена И. Ньютона уже был! невозможно, хотя у авторов искусственных языков иногда встречается пред ставление о древнееврейском языке как первичном. В XVII в. все еще господствовало представление о том, что библейская легенда о вавилонског смешении языков отражала реальность. Поэтому открыто ставилась задач* «девавилонизации» языка. Поиски всемирного языка тесно были связаны i поисками единой связующей мировой гармонии, часто принимавшими, i том числе и у И. Ньютона, мистический характер. Бурные успехи естествен ных наук рассматривались как средство для достижения весьма архаических целей.

Это происходило и в подходе к языку. Для создания «идеального язы ка», понимаемого прежде всего как «язык смыслов», необходимо было описат: эти смыслы. Интерес к описанию семантики имеется и в «Грамматике Пор Рояля », но там многое затемнялось конкретными формами известных ее авто рам языков. Здесь же в силу самой общей задачи требовалось отвлечься оч структурных особенностей реальных языков и достичь глубинного уровня.

В. М. Алпатов

И. Ньютон писал: «Диалекты отдельных языков так сильно различаются, что всеобщий Язык не может быть выведен из них столь верно, как из природы самих вещей, которая едина для всех народов и на основе которой весь Язык был создан вначале». В его проекте речь шла о составлении на каждом языке алфавитного списка всех «субстанций», затем каждому элементу списка должен быть поставлен в соответствие элемент универсального языка. Тем самым универсальный язык просто отражал лексическую структуру исходного естественного языка (у И. Ньютона реально говорится об английском языке) с одной лишь разницей: по-английски «субстанции» могут быть выражены и словосочетаниями, в «идеальном языке» - обязательно словами. Однако описываемый языком мир не ограничивается «субстанциями». Помимо простых понятий бывают сложные. В естественных языках производные понятия часто обозначаются с помощью тех или иных словообразовательных моделей. Это было учтено создателями искусственных языков, которые однако старались здесь отвлечься от свойственной естественным языкам нерегулярности. Выделялись те или иные типичные семантические отношения: деятель, местонахождение, отрицание, уменьшительность и т. д., которые в универсальном языке должны были получать универсальное выражение. При этом устанавливались семантические отношения между словами, в том числе и формально непроизводными; выделялись компоненты значения тех или иных слов, которые в «идеальном языке» в целях регулярности должны были обозначаться раздельно. Тем самым уже в XVII в. в той или иной степени занимались тем, что в современной лингвистике получило название компонентного анализа и изучения лексических функций.

В искусственных языках должна была существовать и грамматика, в частности, определенный набор грамматических категорий. При этом за основу, естественно, брали набор категорий известных европейских языков, чаще всего латинского, но с определенными коррективами: исключалась категория рода как нелогичная. Противопоставление же частей речи в ряде проектов, в том числе у И. Ньютона и Дж. Уилкинса, не считалось необходимым: слова у них выступали как имена, а обозначения действий или состояний производились через присоединение регулярных словообразовательных элементов. Тем не менее такие имена могли иметь в случае необходимости показатели времени или наклонения.

Пытаясь отвлечься от особенностей конкретных языков и ни в коем случае не допуская каких-либо непосредственных заимствований из них в свои языки, конструкторы универсальных языков не могли отвлечься от ограниченного круга известных им языковых систем. Первичные «субстанции» выделялись на основе слов и словосочетаний европейских языков. Основу словообразования составляли реально существующие в этих языках модели. Грамматические категории также взяты из этих языков, но в несколько редуцированном виде.

Европейская лингвистика...

В то же время создатели универсальных языков на основе анализа явлений опять же романских и германских языков с добавлением древнееврейского подошли к ряду вопросов глубже, чем авторы «Грамматики Пор-Рояля». Прежде всего это относится к семантическому анализу. Современная исследовательница лингвоконструирования XVII в. Л. В. Кнорина справедливо писала: «Искусственные языки - это описания глубинной семантики естественного языка, выполненные на выдающемся уровне».

Однако эта сторона деятельности данной группы ученых не была замечена современниками. Во всех исследованиях подобного рода видели лишь создание «идеальных языков» как таковых. А задача «девавилонизации» языкового мира была слишком явно утопической. Сами проекты «идеальных языков» часто были связаны либо с мистическими поисками мировой гармонии, либо с попытками переустройства общества на утопических основах; недаром одним из создателей универсального языка был знаменитый утопист Томмазо Кампанелла, автор «Города солнца». Когда идея создания мирового языка отошла на второй план (что произошло уже с начала XVIII в.), все упомянутые проекты забыли. В частности, проект И. Ньютона, оставшийся в рукописи, был впервые издан в оригинале лишь в 1957 г. Судьба всех подобного рода исследований оказалась много хуже, чем судьба никогда совсем не исчезавшей из лингвистического обихода «Грамматики Пор-Роя-ля». Они не оказали влияния на лингвистику XVIII, XIX и первой половины XX в., и лишь в последние десятилетия труды Дж. Уилкинса, И. Ньютона и др. начали привлекать внимание и оказалось, что многое в них актуально.

Сама же идея создания всемирного языка, уйдя на периферию науки о языке, продолжала развиваться и позже. Ей увлекались некоторые языковеды, самым знаменитым из которых был Н. Я. Марр, а со второй половины XIX в. она нашла отражение в создании эсперанто и других вспомогательных языков. Однако их создатели уже не стремились отражать в структурах слов структуры общей и использовали, хоть и в видоизмененном виде, реальные корни и слова реальных языков.

ЛИТЕРАТУРА

Алпатов В. М. «Грамматика Пор-Рояля» и современная лингвистика (К выходу в свет русских изданий) // Вопросы языкознания, 1992, № 2, с. 57-68.

Кнорина Л. В. Природа языка в лингвоконструировании XVII века // Вопросы языкознания, 1995, № 2, с. 110-120.
ч. 1

ЕВРОПЕЙСКАЯ ЛИНГВИСТИКА XVI-XVII ВЕКОВ. «ГРАММАТИКА ПОР-РОЯЛЯ»

Разумеется, о том, что языков много, знали всегда, бывали и единичные попытки сопоставления языков. Однако, как выше уже отмечалось, каждая из лингвистических традиций явно или неявно основывалась на наблюдениях над каким-то одним языком, которым всегда был язык соответствующей культурной традиции. Можно было переориентироваться с одного языка на другой, как было в Древнем Риме и в Японии, можно было, особенно на раннем этане развития традиции, переносить на язык своей культуры категории другого, ранее уже описанного языка, но всегда становление традиции или даже ее варианта сопровождалось замыканием в изучении одного языка. В средневековой Европе греческий и латинский варианты традиции почти не соприкасались друг с другом. В Западной Европе даже в XIII-XIV вв., когда на ряде языков уже существовала развитая письменность и литература, единственным достойным объектом изучения все еще считалась латынь. Отдельные исключения вроде исландских фонетических трактатов были редки.

Положение стало меняться в одних странах с XV в., в других - с XVI в. К этому времени в ряде государств завершился период феодальной раздробленности, шло становление централизованных государств. На многих языках уже с XII-XIV вв. активно развивалась письменность, появлялись как деловые, так и художественные тексты, в том числе произведения таких выдающихся авторов, как Данте, Ф. Петрарка, Дж. Чосер. Чем дальше, тем больше распространялись представления о том, что латынь не является единственным языком культуры.

Кроме этого главного фактора было еще два дополнительных. Хотя и в Средние века понаслышке знали о существовании, помимо латыни, еще двух великих языков: древнегреческого и древнееврейского, реально владели этими языками очень немногие, а, выражаясь по-современному, в базу данных для западноевропейской науки о языке они почти не входили. В эпоху гуманизма два этих языка начали активно изучаться, а их особенности - учитываться, причем довольно большие типологические отличия древнееврейского языка от европейских расширяли представления ученых о том, какими бывают языки. Другим фактором были так называемые Великие географические открытия и усиление торговых связей со странами Востока. Европейцам пришлось сталкиваться с языками других народов, о существовании которых они не подозревали. Нужно было общаться с носителями этих языков, и встала задача их обращения в христианство. И уже в XVI в. появляются первые миссионерские грамматики «экзотических» языков, в том числе индейских. В то время, однако, европейская научная мысль еще не была готова к адекватному пониманию особенностей строя таких языков. Миссионерские грамматики и тогда, и позже, вплоть до XX в., описывали эти языки исключительно в европейских категориях, а теоретические грамматики вроде грамматики Пор-Рояля не учитывали или почти не учитывали материал таких языков.

Гораздо большее значение для развития европейской традиции и преобразования ее в науку о языке имели первые грамматики новых западных языков. Грамматики испанского и итальянского языков появились с XV в., французского, английского и немецкого - с XVI в. Поначалу некоторые из них писались на латыни, но постепенно в таких грамматиках описываемые языки одновременно становились и языками, на которых они написаны. Эти грамматики имели учебную направленность. Стояла задача формирования и закрепления нормы этих языков, получившая особую важность после изобретения в XV в. книгопечатания. В грамматиках одновременно формулировались правила языка и содержался учебный материал, позволяющий выучить эти правила. В это же время активно развивается лексикография, ранее составлявшая отсталую часть европейской традиции. Если раньше преобладали глоссы, то теперь в связи с задачей создания норм новых языков собираются достаточно полные нормативные словари. В связи с подготовкой такого словаря для французского языка в 1634 г. была открыта Французская академия, существующая до настоящего времени; она стала центром нормализации языка в стране.

Ранее единая западноевропейская традиция стала разделяться на национальные ветви. Поначалу, примерно до конца XVII в., исследования языков наиболее активно развивались в романских странах. В XVI в. после некоторого перерыва вновь начинает развиваться теория языка. Выдающийся французский ученый Пьер де ла Раме (Рамус) (1515-1572, убит в Варфоломеевскую ночь) завершил создание понятийного аппарата и терминологии синтаксиса, начатое модистами; именно ему принадлежит дошедшая до наших дней система членов предложения. Теоретическую грамматику, написанную еще на латыни, но уже учитывающую материал различных языков, создал Франциско Санчес (Санкциус) (1523-1601) в Испании в конце XVI в. У него уже содержатся многие идеи, потом отразившиеся в «Грамматике Пор-Рояля».

В XVII в. еще более активно ведутся поиски универсальных свойств языка, тем более что расширение межгосударственных связей и трудности, связанные с процессом перевода, оживляли идеи о создании «всемирного языка», общего для всех, а чтобы создать его, надо было выявить свойства, которыми обладают реальные языки. На развитие универсальных грамматик влиял и интеллектуальный климат эпохи, в частности популярность рационалистической философии Рене Декарта (Картезия) (1596-1650), хотя известное благодаря Н. Хомскому наименование «картезианские грамматики» в отношении «Грамматики Пор-Рояля» и подобных ей не вполне точно, поскольку многие «картезианские» идеи присутствовали у Ф. Санчеса и других еще до Р. Декарта.

Языкознание XVII в. шло в области теории в основном двумя путями: дедуктивным (построение искусственных языков, о котором речь будет идти ниже) и индуктивным, связанным с попыткой выявить общие свойства реально существующих языков. Не первым, но самым известным и популярным образцом индуктивного подхода стала так называемая «Грамматика Пор-Рояля», впервые изданная в 1660 г. без указания имен ее авторов Антуана Арно (1612-1694) и Клода Лансло (1615-1695). Эта грамматика неоднократно переиздавалась и переводилась на разные языки .

Грамматика вошла в историю науки под не принадлежащим ее авторам названием («Грамматика общая и рациональная» - начало ее очень длинного подлинного названия). Женский монастырь Пор-Рояль в те годы был центром передовой мысли, с ним был связан кружок ученых, в который входили и авторы грамматики. Книга стала результатом содружества двух специалистов разных профессий. А. Арно был логиком и философом, соавтором известной книги по логике, а К. Лансло - одним из первых во Франции профессиональных лингвистов, преподавателем языков и автором грамматик; в частности, он первым во Франции преподавал латинский язык как иностранный, с объяснениями на французском языке. Такое сочетание дало возможность объединить высокую для того времени теоретичность с достаточно хорошим знанием материала нескольких языков.

Авторы грамматики считали недостаточным чисто описательный подход к языку и стремились создать объяснительную грамматику. В ней говорится, что стимулом к ее написанию послужил «путь поиска разумных объяснений многих явлений, либо общих для всех языков, либо присущих лишь некоторым из них». В целом в книге объяснительный подход преобладает и над описательным, и над нормативным. Однако ряд разделов, посвященных французскому языку, содержит и нормативные правила. К 1660 г. нормы французского языка были в общих чертах сформированы, но многие детали еще оставались неотшлифованными. Поэтому в грамматике не раз говорится о том, какие обороты надо «рекомендовать к употреблению». Однако значение «Грамматики Пор-Рояля» прежде всего не в предписаниях, а в объяснениях ранее уже описанных явлений языка.

Авторы грамматики исходили из существования общей логической основы языков, от которой конкретные языки отклоняются в той или иной степени. Сама по себе такая идея была в XVII в. не новой и восходила к модистам. Для Арно и Лансло она была столь обычной, что не требовала особых доказательств. Например, в грамматике говорится о «естественном порядке слов» без доказательств существования такого порядка и даже без его описания (хотя достаточно ясно, что «естественным» для них, как и для модистов, был порядок «подлежащее - сказуемое - дополнение»).

От модистов авторы «Грамматики Пор-Рояля» отличались не столько самой идеей основы языков, сколько пониманием того, что собой эта основа представляет. У модистов, выражаясь современным языком, соответствие между поверхностными и глубинными структурами оказывалось взаимно однозначным или, по крайней мере, очень близким к нему. Они старались каждому явлению, зафиксированному в грамматике Присциана, приписать философский смысл. В данной грамматике этого уже нет, прежде всего из-за расширения эмпирической базы. Если модисты исходили из одной латыни, то здесь почти в каждой главе рассматриваются два языка: латынь и французский, достаточно часто упоминаются также испанский, итальянский, древнегреческий и древнееврейский, а изредка речь идет и о «северных», т.е. германских, и о «восточных» языках; что имеется в виду в последнем случае, не вполне ясно. С современной точки зрения количество языков невелико, но по сравнению с предшествующим временем это был крупный шаг вперед.

Ориентация на латинский эталон в «Грамматике Пор-Рояля» была еще не вполне преодолена, что особенно заметно в разделе о падежах и предлогах. Хотя и сказано, что «из всех языков только греческий и латынь имеют падежи имен в полном смысле этого слова», но за эталон принимается латинская падежная система, именно она признается «логической». В древнегреческом языке, где но сравнению с латыныо на один падеж меньше, предлагается считать, что отсутствующий аблатив «есть и у греческих имен, хотя он всегда совпадает с дативом». Для французского же языка выражение тех или иных «глубинных» падежей видится в употреблении предлогов или опущении артикля. Более сложный случай составляют для Арно и Лансло прилагательные. В латинских грамматиках было принято считать существительные и прилагательные одной частью речи - именем, но для французского и других новых языков Европы данные два класса необходимо было различать. В грамматике принят компромиссный подход: выделяется одна часть речи - имя - с двумя подклассами. Такая трактовка проецируется и на семантику: у слов выделяются «ясные» значения, разъединяющие существительные и прилагательные, и «смутные» значения, общие для них: слова красный и краснота имеют общее «смутное» значение и разные «ясные». Введение «ясных» значений указывает на отход от латинского эталона, введение «смутных» - на частичное его сохранение (впрочем, есть и другая трактовка, согласно которой выделение двух видов значений имеет глубокий философский смысл).

Эталонные, соответствующие «разуму» структуры в большинстве случаев конструируются на основе либо латыни, либо французского языка. Но в принципе в этой роли могут выступать любые языки вплоть до «восточных», как это говорится там, где признается рациональность совпадения формы третьего лица с основой глагола. Авторы, по-видимому, исходят из некоторых априорных и прямо неформулируемых представлениях о «логичности» и «рациональности», но берут в каждом случае некоторые реальные структуры одного из известных им языков (иногда, как с прилагательными, из контаминации структур двух языков).

Однако есть случаи, когда Арно и Лансло отвлекаются от особенностей конкретных языков и подходят к семантическому анализу. Здесь наиболее важными оказываются разделы, посвященные сравнительно периферийным вопросам: относительным местоимениям, наречиям, эллипсису и т.д. Одно из самых известных мест книги - тот фрагмент раздела об относительных местоимениях, где анализируется фраза Dieu invisible а сгёё le monde visible «Невидимый бог создал видимый мир».

По ее поводу Арно и Лансло пишут: «В моем сознании проходят три суждения, заключенные в этом предложении. Ибо я утверждаю: 1) что Бог невидим; 2) что он создал мир, 3) что мир видим. Из этих трех предложении второе является основным и главным, в то время как первое и третье являются придаточными... входящими в главное как его составные части; при этом первое предложение составляет часть субъекта, а последнее - часть атрибута этого предложения. Итак, подобные придаточные предложения присутствуют лишь в нашем сознании, но не выражены словами, как в предложенном примере. Но часто мы выражаем эти предложения в речи. Для этого и используется относительное местоимение».

Если отвлечься от архаичных для нашей эпохи терминов вроде «суждение», такое высказывание кажется очень современным. Авторы «Грамматики Пор-Рояля» здесь четко различают формальную и семантическую структуры, которые фактически не различали модисты, но не всегда четко разграничивали и многие лингвисты XIX и XX вв. Отталкиваясь от объяснения поверхностных явлений французского языка (в данном разделе грамматики речь идет только об одном языке), они переходят к описанию их семантики, не имеющей прямых формальных соответствий. Еще в XVII в. они пришли к тем же выводам, что многие современные лингвисты. Однако, как уже говорилось, чаще в грамматике «логическая», а фактически семантическая структура соответствует некоторой поверхностной структуре того или иного языка.

В некоторых других местах книги говорится о синонимии языковых выражений, из которых одно признается более соответствующим логике (хотя не всегда ясно, идет ли речь о полном соответствии), а другое может употребляться вместо него ради «желания людей сократить речь» или «для изящества речи». Чаще в этих случаях за эталон принимаются явления французского языка. В подобных случаях Н. Хомский находил аналог трансформационных правил, что явная модернизация, но некоторое сходство здесь, бесспорно, есть. Впрочем, о синонимии некоторых исходных и неисходных выражений говорилось задолго до XVII в. можно указать на явление эллипсиса, рассматривавшееся так еще с Античности.

Безусловно, у Арно и Лансло не было четкого представления о том, откуда берется их «рациональная основа грамматики» всех языков. Но нельзя к авторам XVII в. предъявлять те же требования, что к лингвистам XX в. Сама идея установления общих свойств человеческих языков, основанная на принципиальном их равноправии (пусть реально такие свойства оказываются сильно романизированными), представляла собой важную веху в развитии лингвистических идей.

Судьба «Грамматики Пор-Рояля» была весьма сложной. Поначалу она стала очень популярной и во Франции считалась образцовой до конца XVIII - начала XIX в., известна она была и за пределами Франции. Авторы последующих «логических» и «рациональных» грамматик ей подражали. Однако после становления повой, сравнительно-исторической научной парадигмы именно из-за своей известности она стала восприниматься как образец «умствующего, априористического, ребяческого», по выражению И. А. Бодуэна де Куртенэ, направления в языкознании, втискивающего язык в логические схемы; часто ей приписывали и то, против чего она была направлена: жесткое следование латинскому эталону. Положение не изменилось и в первой половине XX в. Среди ее критиков были многие крупные ученые: И. А. Бодуэн де Куртенэ, Л. Блумфилд, Ч. Хоккетт и др., часто судившие о ней из вторых рук. К этому времени эмпирическая база общего языкознания сильно расширилась, и «Грамматика Пор-Рояля» стала восприниматься как слишком явно смешивающая универсальные свойства языка с особенностями романских языков.

Новый интерес к книге возник в 60-е гг. XX в. Во многом здесь сыграл роль Н. Хомский, объявивший ее авторов своими предшественниками. Его оппоненты справедливо указывают на то, что он сильно модернизировал идеи «Грамматики» и рассматривал ее вне исторического контекста, однако действительно многое в книге, прежде всего идея об общих для всех языков «структурах мысли», оказалось созвучным хомскианской лингвистике (см. главу о Н. Хомском). Однако возрождение интереса к «Грамматике Пор-Рояля» нельзя сводить только к авторитету Хомского. В середине 1960-х гг. ее анализом и комментированием независимо друг от друга занялись сразу несколько специалистов, и Хомский оказался лишь одним из них. «Реабилитация» книги была связана с общими тенденциями мирового развития лингвистики. Одна из комментаторов ее, Р. Лакофф, справедливо называет «Грамматику Пор-Рояля» «старой грамматикой, долго имевшей плохую репутацию среди лингвистов, но недавно восстановившей престиж, который она имела в свое время».

Отметим еще одну черту «Грамматики Пор-Рояля», также повлиявшую на ее дальнейшую репутацию. Как и лингвистические сочинения предшествующего времени, она была чисто синхронной. «Рациональная основа» всех языков рассматривается как нечто неизменное, а фактор исторического развития просто не включен в концепцию. Латинский и французский языки рассматриваются в книге как два разных языка, а не как язык-предок и язык-потомок (впрочем, происхождение французского языка от латинского тогда не было столь очевидно, как сейчас).

Другой, дедуктивный подход к языку нашел в XVII в. отражение в попытках конструирования искусственного «идеального» языка, долгое время популярных. Интерес к этим вопросам проявляли многие крупнейшие мыслители этого века: Ф. Бэкон, Р. Декарт, Я. А. Коменский, позже Г. В. Лейбниц. Особенно активно этим занимались в Англии. Много работал в этой области первый председатель Лондонского Королевского общества Дж. Уилкинс (Вилкинс) (1614-1672), а одно из сочинений такого рода принадлежит Исааку Ньютону, который написал его в 1661 г. в возрасте 18 лет .

Авторы подобных проектов исходили из двух постулатов. Во-первых, существование множества языков - большое неудобство, которое необходимо преодолеть. Во-вторых, каждой вещи от природы соответствует правильное имя, отражающее ее сущность. Второй постулат, как уже отмечалось, свойствен разным лингвистическим традициям на их ранних этапах. Однако такой подход, отраженный в ранних этимологиях, основывался на принадлежности «правильных имен» некоторому реальному языку: древнегреческому, санскриту и т.д. Так считать в Европе XVII в. уже было невозможно, хотя у авторов искусственных языков иногда встречается представление о древнееврейском языке как первичном. В XVII в. все еще господствовало представление о том, что библейская легенда о вавилонском смешении языков отражала реальность. Поэтому открыто ставилась задача «девавилонизации» языка. Поиски всемирного языка тесно были связаны с поисками единой связующей мировой гармонии, часто принимавшими, в том числе и у И. Ньютона, мистический характер. Бурные успехи естественных наук рассматривались как средство для достижения весьма архаических целей.

Это происходило и в подходе к языку. Для создания «идеального языка», понимаемого прежде всего как «язык смыслов», необходимо было описать эти смыслы. Интерес к описанию семантики имеется и в «Грамматике Пор-Рояля», но там многое затемнялось конкретными формами известных ее авторам языков. Здесь же в силу самой общей задачи требовалось отвлечься от структурных особенностей реальных языков и достичь глубинного уровня.

И. Ньютон писал: «Диалекты отдельных языков так сильно различаются, что всеобщий Язык не может быть выведен из них столь верно, как из природы самих вещей, которая едина для всех народов и на основе которой весь Язык был создан вначале». В его проекте речь шла о составлении на каждом языке алфавитного списка всех «субстанций», затем каждому элементу списка должен быть поставлен в соответствие элемент универсального языка. Тем самым универсальный язык просто отражал лексическую структуру исходного естественного языка (у Ньютона реально говорится об английском языке) с одной лишь разницей: по-английски «субстанции» могут быть выражены и словосочетаниями, в «идеальном языке» - обязательно словами. Однако описываемый языком мир не ограничивается «субстанциями». Помимо простых понятий бывают сложные. В естественных языках производные понятия часто обозначаются с помощью тех или иных словообразовательных моделей. Это было учтено создателями искусственных языков, которые, однако, старались здесь отвлечься от свойственной естественным языкам нерегулярности. Выделялись те или иные типичные семантические отношения: деятель, местонахождение, отрицание, уменьшительность и т.д., которые в универсальном языке должны были получать универсальное выражение. При этом устанавливались семантические отношения между словами, в том числе и формально непроизводными; выделялись компоненты значения тех или иных слов, которые в «идеальном языке» в целях регулярности должны были обозначаться раздельно. Тем самым уже в XVII в. в той или иной степени занимались тем, что в современной лингвистике получило название компонентного анализа и изучения лексических функций.

В искусственных языках должна была существовать и грамматика, в частности определенный набор грамматических категорий. При этом за основу, естественно, брали набор категорий известных европейских языков, чаще всего латинского, но с определенными коррективами: исключалась категория рода как нелогичная. Противопоставление же частей речи в ряде проектов, в том числе у И. Ньютона и Дж. Уилкинса, не считалось необходимым: слова у них выступали как имена, а обозначения действий или состояний производились через присоединение регулярных словообразовательных элементов. Тем не менее такие имена могли иметь в случае необходимости показатели времени или наклонения.

В плане выражения конструкторы языков ориентировались скорее на структуру древнееврейского языка с трехбуквенностью корня и «служебными буквами». Сама же система «первоэлементов» (скорее букв, чем звуков) строилась на основе латинского алфавита. Некоторые из ученых, создававших «идеальный» язык, одним из образцов считали китайский язык, известный им лишь понаслышке: иероглифическая система письма, ориентированная не на звучание, а на значение, казалась возможным прообразом семантического языка.

В го же время создатели универсальных языков на основе анализа явлений опять же романских и германских языков с добавлением древнееврейского подошли к ряду вопросов глубже, чем авторы «Грамматики Пор-Рояля». Прежде всего это относится к семантическому анализу. Современная исследовательница лингвоконструирования XVII в. Л. В. Кнорина справедливо писала: «Искусственные языки - это описания глубинной семантики естественного языка, выполненные на выдающемся уровне».

Однако эта сторона деятельности данной группы ученых не была замечена современниками. Во всех исследованиях подобного рода видели лишь создание «идеальных языков» как таковых. А задача «девавилони- зации» языкового мира была слишком явно утопической. Сами проекты «идеальных языков» часто были связаны либо с мистическими поисками мировой гармонии, либо с попытками переустройства общества на утопических основах; недаром одним из создателей универсального языка был знаменитый утопист Томмазо Кампанелла, автор «Города солнца». Некоторые из проектов не получили известности; в частности, проект И. Ньютона, оставшийся в рукописи, был впервые издан в оригинале лишь в 1957 г. Другие опыты такого рода пользовались популярностью и в XVIII в., однако постепенно их стали забывать. Если «Грамматика Пор-Рояля» всегда была известна, хотя бы понаслышке, то работы XVII-XVIII вв. в области конструирования «идеальных» языков не оказали никакого влияния на науку XIX в. и первой половины XX в. Лишь в последние десятилетия труды Дж. Уилкинса, И. Ньютона и других начали привлекать внимание, и оказалось, что многое в них актуально.

Сама же идея создания всемирного языка, уйдя на периферию науки о языке, продолжала развиваться и позже. Ей увлекались некоторые языковеды, самым знаменитым из которых был Н. Я. Марр, а со второй половины XIX в. она нашла отражение в создании эсперанто и других вспомогательных языков. Однако их создатели уже нс стремились отражать в структурах слов структуры вещей и использовали, хоть и в видоизмененном виде, реальные корни и слова реальных языков.

Литература

Алпатову В. М. «Грамматика Пор-Рояля» и современная лингвистика: (К выходу в свет русских изданий) / В. М. Алпатов // Вопросы языкознания. - 1992. - № 2. - С. 57-68.

Кнорина, Л. В. Природа языка в лингвоконструировании XVII века / Л. В. Кнорина // Вопросы языкознания. - 1995. - № 2. - С. 110-120.

В нашей стране несколько лет назад почти одновременно вышли два ее издания: «Грамматика общая и рациональная Пор-Рояля» (М., 1990); «Грамматика Пор-Рояля» (Л., 1991)(далее цитаты приводятся по московскому изданию).
Труд И. Ньютона в русском переводе: Семиотика и информатика. Вып. 28. М., 1986.

Экспериментальная фонетика в Санкт-Петербургском государственном университете: вторая половина столетия ()

Кабинет экспериментальной фонетики был создан при кафедре сравнительной грамматики и санскрита по инициативе С. К. Булича (1859-1921) в 1899 г. Сам год создания Кабинета не был ознаменован началом интенсивных исследований. Десять лет спустя хранителем Кабинета становится , благодаря деятельности которого и возникает Лаборатория экспериментальной фонетики. Прослушав в 1906 г. курс лекций по фонетике у проф. Сиверса в Лейпциге и проведя следующий год в занятиях по фонетике в Париже, в Лаборатории экспериментальной фонетики Коллеж де Франс, руководимой Ж. П. Руссело, Щерба не только приобретает нужную для этой должности квалификацию, но и провозглашает необходимость введения в курс университетских лекций преподавания общей фонетики. По его мнению, знакомство с фонетическими аспектами речевой деятельности совершенно необходимо для понимания многих разделов науки о языке. Во вступительной лекции ("Экспериментальная фонетика, ее история и значение"), прочитанной Л. В. Щербой в октябре 1909 г., фонетика представлена впервые как самостоятельная наука. Первые приборы Щерба покупает в 1908 г. в Париже из своей стипендии, но начиная с 1910 г. кабинет ежегодно получает по 1000 р. на приобретение учебных пособий, и среди них на первом месте - необходимые приборы. Кимографы, установка для работы с палатограммами, наглядные пособия в виде заспиртованных гортаней, муляжей гортани и уха, наборы камертонов и другие необходимые для фонетиста устройства использовались и в научных исследованиях, и в преподавании. Для начала XX века, когда Л. В. только приобретал аппаратуру в Европе, это были лучшие образцы, принятые в самых передовых исследовательских центрах. Уже к 1914 году Лаборатория была снабжена оборудованием, которое позволяло проводить на необходимом научном уровне экспериментально-фонетические исследования. Так, по специальному заказу Л. В. Щербы известная немецкая фирма Циммерманна изготовила уникальную коллекцию камертонов, дающую непрерывную серию тонов от 20 до 2500 Гц с интервалами в 4-8 Гц. В нашей стране это единственная коллекция, хранится она на кафедре фонетики.

Условно историю экспериментально-фонетических исследований, проводимых на кафедре фонетики (Лаборатория до последнего времени не была самостоятельным подразделением и существовала как виртуальная структура сначала при кафедре общего языкознания, а затем в пределах кафедры фонетики, созданной Щербой в 1932г. путем отделения от кафедры общего языкознания), можно разделить на периоды следующим образом: становление 1898-1914 гг., довоенный период - до 1941 г., послевоенный период - 1945 - по настоящее время. Первые два периода теснейшим образом связаны с деятельностью Л. В. Щербы, последний - с работой его учеников и учеников его учеников. Можно сказать, что традиция - при всем развитии методик, идей, задач - осталась непрерывной: основные направления и интересы были сформированы уже в ранние периоды. Это - поиски фонетических коррелятов тех функциональных единиц, которые образуют фонологический ярус языковой системы; экспериментальные исследования неизученных языков (в том числе и малых языков народов России); изучение фонетических свойств ряда европейских языков; сотрудничество со специалистами, представляющими прикладные направления фонетики - от логопедов и сурдологов до инженеров-связистов и акустиков.

Несколько слов о смене поколений. исполняла обязанности заведующей кафедрой фонетики с ноября 1941 г., а в марте 1943 г. была официально утверждена в этой должности приказом ВКВШ (Всесоюзный Комиссариат Высшей Школы). Область научных интересов Матусевич - исследования фонетики ряда языков народностей Севера: нивхского (гиляцкого), удейского, эвенского (ламутского), эвенкийского. Кандидатскую диссертацию, "Введение в общую фонетику с приложением системы фонем ербогоченского говора эвенкийского языка на основе экспериментальных данных" она защитила в 1943 г.

В дальнейшем "Введение в общую фонетику" стало абсолютно обязательной для каждого студента-филолога книгой - если не для постоянного чтения (как среди фонетистов), то для подготовки к зачетам и экзаменам по введению в языкознание и общему языкознанию. Позже была написана и издана другая важная книга, посвященная фонетике русского языка "Современный русский язык. Фонетика" (М., 1976). Матусевич занималась экспериментальным исследованием и ряда других языков. Среди последних работ - статьи по фонетике болгарского языка. Именно Матусевич принадлежит приоритет в разработке особой методики слухового анализа фонетических данных. "Слуховые семинары", которые она проводила, стали началом научного пути для многих десятков исследователей самых разных языков.